Форум » Наше прошлое и будущее » [ноябрь, 1975] Третий лишний (ff) » Ответить
[ноябрь, 1975] Третий лишний (ff)
Amelia Bones: Дата и время действия: 16 ноября 1975 Место действия и его примерное описание: гостиная Гриффиндора Действующие лица: Питер Петтигрю, Амелия Боунс, Сириус Блэк, Лили Эванс Ситуация: [quote]Глаза – пещерное самоцветье, И губы – нагло-хмельными вишнями. В такой любви, как твоя – не третьи, Уже вторые бывают лишними [/quote] Когда ты собираешься с духом, чтобы наконец рассказать о своих чувствах, бывает очень обидно опоздать со своими признаниями всего на день. Чем может закончится признание в любви девушке лучшего друга?
Ответов - 14
Peter Pettigrew: До Питера все новости всегда доходили, как до жирафа. Какого бы крошечного роста он ни был. В этом контрасте была своя доля иронии и своя доля горькой правды. Его мысль никогда не была так скора, как у его друзей; он был неуклюж и не всегда успевал к началу действия, чаще вовсе приходил к финалу, а порой и вообще оставался позади. Например, вчера он ухитрился просидеть весь вечер в спальне и пропустить то, как Амелия Боунс раскрыла большой секрет их маленькой компании. Хвост узнал об этом только урывками за завтраком, да и то друзья его были немногословны, только Лунатик что-то прояснил. Мародеры были достаточно спокойны, и Питер сделал из этого вывод, что все закончилось хорошо и причин для волнения нет. Впрочем, весь день он не мог сосредоточиться на занятиях. Он сидел у окна и наблюдал, как большая зеленая муха тупо бьется в стекло, противно жужжа; его отвлекали мысли о Боунс, которая теперь, вроде бы, должна была стать частью их компании, разделив их тайну. Педдигрю нравилась мысль о том, что теперь он, наверное, станет с ней чаще встречаться - хотя бы в компании Мародеров - и, возможно, приобретет надежду на более тесное общение. Боунс нравилась Питеру. Ее миловидное круглое личико делало ее похожей на белочку; Хвост не знал, что за патронус у Эль, но он бы взялся обучить ее анимагии и готов был биться об заклад, что именно в белку она станет превращаться. Он бы хотел быть не единственным крошкой в мощной компании друзей; она могла бы гулять теперь вместе с ними, и Питер с улыбкой представлял себе, как вместе с Эль карабкается на дерево - он, крыса, неуклюже, она - легко и грациозно... Впрочем, его мысли были прерваны резким тычком в бок Сириуса: оказывается, профессор МакГонагалл уже три раза обратилась к нему, заставив его повторить сказанное, и даже судорожная подсказка Люпина, произнесенная слишком громким шепотом, не спасла его от вычета десяти баллов. В конце урока Трансфигурации им, ко всему прочему, устроили неожиданную практическую проверку, которую, разумеется, лучше всех прошла Лили Эванс, и завалил Питер. В наказание ему задали совершенно необъятное сочинение по едва понятной теме, которое он каким-то загадочным образом должен был принести на завтрашнее занятие; все последующие уроки Петтигрю был чрезвычайно этим подавлен. Отвратительное настроение подкрепилось на последнем уроке, Истории Магии: Хвост вчера готовился к занятию изо всех сил, чтобы исправить плохую оценку за последнюю проверочную, но его робко поднятую руку Биннс так ни разу и не заметил, снова спрашивая более бойкую Лили. Можно было бы обидеться на Эванс и сказать ей какую-нибудь гадость после занятий, но Питер никогда не был очень хорош в злословии. Поэтому он просто притих (если к нему это вообще было применительно - куда уж тише, сказал бы кто-то), стал вял, неразговорчив и даже не рассмеялся над шуткой Джеймса, когда тот в миллионный раз подколол Снейпа. Огромное эссе заставляло Хвоста мысленно стонать и внешне - еле волочить ноги, как будто ему на них навесили вериги; однако с МакГонагалл шутки были плохи: она всегда была с ним очень строга и требовала от него каких-то колоссальных усилий на занятиях, на которые Петтигрю очень хотел бы быть способным. После ужина Питер, дважды попрощавшись с друзьями (они это не сразу заметили, пришлось повторить), взял в библиотеке несколько тематических книг и направился в гостиную, чтобы там - непременно до трех ночи - просидеть над мучительной дурацкой темой, изо всех сил стараясь сделать почерк крупнее, чтобы добавить недостающие дюймы пергамента. Но вечер обещал стать интереснее, несмотря на то, что Петтигрю твердо решил посвятить его учебе. В гостиной, читая возле камина, сидела Боунс, и вид ее фигуры, склонившейся над книгой, напомнил Хвосту о прекрасных размышлениях начала этого дня. Мальчик пригладил неаккуратно стриженые волосы, поправил большие квадратные очки и одернул мантию, с неудовольствием отметив недоглаженность и неаккуратность своей одежды, а также несовершенство собственной фигуры. Ему точно было далеко до друзей: он был маленьким, пухловатым, незаметным - однако и ему очень хотелось попытать счастья, проверить свои шансы, как и любому мальчику, едва вступающему в юношество. - Привет, Амелия, - своим еще не сломавшимся дискантом пискнул четырнадцатилетний Петтигрю. Ему нравилось называть ее полным именем, а не кратким "Эль": полное напоминало ему о каких-то старых магических сказках, в то время как краткое обозначало средневековую выпивку. Девушка не услышала, и тогда Хвост подошел к ней и своей маленькой, немного пухлой рукой тронул ее за плечо. - Привет. Можно я сяду тут тоже? Мне вот, эссе же задали, по трансфигурации, МакГонагалл... С радостью увидев кивок Амелии, Питер улыбнулся, положил стопку книг, пергамент. карандаш и перо на стол, после чего аккуратно, как мог, присел на край дивана, стараясь держать спину прямо. Больше всего на свете сейчас ему хотелось поговорить с девушкой; но вместо этого он демонстративно открыл книгу и с дико серьезным видом углубился в ее чтение на несколько минут, подчеркивая важные мысли карандашом. Так прошла минута, каждую секунду которой Петтигрю клял себя за свою робость. Но ему казалось, что Амелия не очень настроена общаться, и он не посмел бы ее отвлекать, если бы слова так и не рвались у него с языка. - Амелия... Как ты... себя чувствуешь? - многозначительно задал он вопрос: конспиративность его реплики была, разумеется, высока - если бы кто-то сейчас вошел, он бы точно решил, что в этом вопросе есть какой-то подвох. - После вчерашнего, я имею в виду? Мне Римус рассказал, ты... ты как?
Amelia Bones: Все что произошло ночью до сих пор с трудом укладывалось в голове. В конце – концов, ты не каждый день узнаешь, что твой друг оборотень, а типичный нахал, которые за последние пару месяцев словил от тебя больше пощечин, чем кто-либо когда-нибудь вообще, оказался куда глубже в своих переживаниях, чем ты могла подумать и увидеть за своей почти какой-то эгоистичной попыткой уберечь себя от его влияния против собственных истинных чувств к нему. Да, теперь она могла признаться в этом хотя бы себе. Блэк не был ей безразличен уже давно, просто защитные механизмы, опирающиеся на почти обшепринятое мнение о том, что от него ни добра, ни толку, ни серьезных отношений, не давали ей открыться. Собственный дурной характер, острый язык и привычка давать пощечины наглецам честно держали оборону и охраняли ее от душевных дрязг, которые могли появиться как только она отдалась бы во владения обаяния Блэка. Она отказывала с завидным упорством и при этом все чаще ловила себя на том, что стала почти нуждаться в том чтобы чувствовать на себе его грубые прикосновения и наглые взгляды. Все это тянулось уже довольно долго и Амели понимала, что если так пойдет дальше, то рано или поздно ему надоест и он отступится. Она не хотела этого, но и пойти ему навстречу все еще не могла, гонимая сомнениями и почти страхом совершить опрометчивый поступок. Таким образом они ходили по замкнутому кругу, без возможности наконец его разорвать. Но вчера такая возможность им неожиданно представилась. Вчера Амели увидела Сириуса совсем другим, получила ту самую необходимую ей деталь для того , чтобы перестать защищать себя от собственных предрассудков против собственного сердца. Она, наконец, смогла дать шанс им обоим. Потому что он был более чем достоин этого, а она больше не могла всю ту бурю эмоций, что на самом деле вызывал в ней Блэк. Вот как-то так вышло, что банальная бессонница заставила ее встретиться со своим главным страхом, а ее страх привел ее к настоящим чувствам. Чудеса, да и только, но разве не на то, они и волшебники? Все изменилось так координально, что ей требовалось какое-то время, чтобы привыкнуть ко всему, что стало теперь таким другим. Может быть, именно поэтому она даже немного помедлила с тем, чтобы рассказать Лили обо всем. В другое время она бы прибежала и прям ночью бы разбудила подругу, но беда в том, что история начала их с Сириусом отношений, включала в себя еще и секрет мародеров, о котором она пообещала никому не рассказывать. Врать подруге не хотелось, но это была не ее тайна и она ничего не могла с этим поделать. Поэтому, она решила рассказать ей максимум правды, при этом не затрагивая щекотливого вопроса о пушистой компании. Сделать было это не так просто, особенно с учетом того, что во многом именно правда открывшаяся ей повлияла на ее решение перестать сдерживать себя и начать отношения с Сириусом. Хотя с подругой ей повезло как никому другому так, что Амели была уверена, что Лили в любом случае порадуется за нее, особенно увидев ее счастливые глаза. Так и вышло. Но все равно, ей было как-то немного неловко рассказывать гриффиндорке о том, как теперь все обстоит, особенно учитывая их недоотношения с Поттером, Амели чувствовала, будто, предает их с Лили политику доведения этих двоих до белого каления своими отказами. Правда в свое оправдание она сказала, что встречаясь с Блэком, а значит, находясь ближе к нему, она сможет доводить его еще успешнее. Не то чтобы специально, но все кто просто однажды взглянет на их пару, поймет, что с такими характерами, огня им не занимать и тарелок в своей «семейной» жизни они побьют еще не мало. Но какая любовь без страсти? Лили прекрасно ее поняла и Эли была жутко рада тому, что подруга поддерживает ее решение, даже не зная ничего о произошедшем, это лишний раз подтверждало, что она поступила правильно, возможно, даже так, как стоило поступить уже давно. Занятая всеми этими мыслями, Эль пыталась тщетно прочесть заданный параграф, но вместо этого лишь десятый раз смотрела на одну и ту же строчку. В голове были мысли о Сириусе, и о всем том, что было вчера, но никак не о том, что ей нужно написать конспект по Зельеварению. Они встречались с Блэком только первый день, а он уже так влиял на нее, что будет дальше? Наверное, именно из-за погруженности в свои мысли она заметила подошедшего Питера, лишь когда он тронул ее за плечо. - Конечно, садись, -улыбнулась она. Они с Питером ни когда не общались особенно много, из всей четверки мародеров, он, наверное, был единственным, о ком она не знала почти ничего. Однако, они все-таки были сокурсниками так что она не удивилась тому, что он вдруг решил присесть рядом именно с ней, хотя половина гостиной еще пустовала. Тем более, может он хотел о чем-то поговорить, он ведь тоже стал вчера невольным участником ночной сцены, благо не той, что увидел Поттер чуть позже, Амели боялась, что такого его детская психика рросто бы не перенесла, и вообще, если кто и будет портить им малину, так пусть это будет только любимейший Сириусом Джеймс, потому что этот блэковский брат близнец все равно будет это делать, вне зависимости от того, хотят они этого или нет. И она оказалась права, потому что подсев к ней, Питер почему-то не взялся за длинное эссе, а вместо этого вдруг спросил, как она себя чувствует. Это простое казалось бы беспокойство тронуло ее. Ведь это и впрямь мило, когда о тебе беспокоится тот, с кем ты даже никогда не общалась особенно близко. - Спасибо, все хорошо, - сказала Эли, заправляя за ухо светлую прядь, - ну то есть, конечно, я была слегка..в шоке, - Амели усмехнулась, - но в итоге, все ведь обошлось, верно? Кстати, мне наверно стоит перед тобой тоже извиниться, я всех вас подставила под удар своей спонтанной прогулкой. Теперь я буду осторожнее, не хочу, чтобы у вас были проблемы. Мне до сих пор стыдно при взгляде на царапины Сириуса или Джеймса, да и вообще..- грффиндорка виновато закусила губу, - да уж, никогда бы не подумала, что все так обернется, но..я рада, что и Люпина есть такие друзья, как вы, он заслуживает этого больше чем кто-либо.
Peter Pettigrew: Питер знал, что все его намерения можно прочитать без лишних усилий. Гостиная Гриффиндора была абсолютно пуста, и он мог бы с легкостью приземлиться в каком-нибудь из других кресел, если бы действительно не хотел отвлекаться от задания. Но сейчас ему просто хотелось поболтать с Боунс и как-то, возможно, сблизиться с ней, а не корпеть над пергаментом, изливая на него горькие слезы печали и воду бессмысленных слов. Когда доходило до разговоров с девушками, Петтигрю больше всего сомневался в правильности решения относительно себя Распределяющей Шляпы: ибо храбрости сыну Гриффиндора в этом вопросе недоставало определенно. И без того застенчивый, если нужно было что-то выяснить у однокурсницы, он предпочитал попросить сделать это Люпина или Поттера, а самому подождать в стороне и потом узнать ответ девушки из их уст. В свои 14 лет он еще ни разу не встречался ни с кем, что казалось ему невероятно постыдным, и мог только с завистью рассматривать дам из послужного списка Сириуса. Он прекрасно знал, что с такой успеваемостью, такой внешностью и таким поведением ему не светит не только недосягаемая красотка типа Нарциссы Блэк, но и даже ненормальная Миранда Глип со второго курса Рейвенкло. И тем не менее ему очень хотелось получить свой практический опыт, оставив позади теоретические вздохи по невероятным талантам друга и его заоблачным успехам. Ему хотелось доказать всем, что он тоже на что-то способен; и когда Амелия начала разговаривать с ним дружелюбно, без снисходительного пренебрежения, Хвост мысленно затрепетал от радости, решив, что ему, возможно, что-то и удастся. - В шоке, - повторил Питер по привычке и рассмеялся - он часто восторженно повторял за друзьями их меткие фразы, смакуя их и представляя, что он произнес их сам. - Да уж, я тебя очень хорошо понимаю. Мы ведь тоже выяснили... об этом не сразу; я, признаюсь, порядком тогда перепугался. Оборотни страшные, потому что иногда не могут себя контролировать. Мы Римусу пытаемся в этом помогать. Он замечательный, и его... эээ... болезнь -не повод его бросать. Питер говорил аксиомами, которые были внушены ему в компании Мародеров и заучены им практически наизусть; однако он не чувствовал себя сейчас подвластным их мнению и их идеям - напротив, он верил, что он сам так думает и вообще является достаточно умудренным опытом человеком, чтобы такие фразы генерировать. Ему очень нравилось болтать с Боунс, являясь для нее одним из них, из Мародеров, причисляя себя к их рядам и говоря "мы"; так ему казалось, что он становится с ними на одну ступень и вычисляет среднее арифметическое из их общих талантов, его доля в которых была минимальной. Его не смущало это. Хотя в магии Педдигрю был практически никудышен и еле проползал сквозь финальные экзамены в рядах худших, хотя спортивной подготовки у него не было никакой, он, тем не менее, хорошо пел и хорошо готовил. Этого было вполне достаточно, чтобы сейчас, в обществе девушки, хоть немного себя уважать; впрочем, Хвост все равно сутулился и краснел. - Не нужно извиняться, что ты, - он улыбнулся, и кончики его губ поползли к ушам. - Напротив, я очень рад, что... что кто-то раскрыл наш секрет. Если честно, мы уже начинали скучать, варясь в собственном соку столько лет, нам нужно было пополнение в компании, как это говорится, свежая кровь. - Он неловко рассмеялся и неуклюже пожал плечами, как бы извиняясь за странное выражение. - И я очень рад, что такой "свежей кровью" стала именно ты, Амелия, - произнес он очень серьезно, помолчав немного. - Я хочу сказать, ты умеешь хранить секреты и ты хороший друг. А еще... а еще у тебя красивая прическа сегодня. Сказав это, Петтигрю залился краской, от смущения снял свои огромные квадратные очки, закрывавшие ему не только глаза, но и лоб с щеками, и начал рассеянно протирать линзы краем выбившейся из-под пуловера рубашки, не смея поднять свои небольшие, но яркие голубые глазенки на Боунс, которая, должно быть, тоже была немного ошарашена таким неожиданным и нелогичным переходом на комплименты. Ничего особенного сегодня у Амелии с волосами не было: они были просто распущены, она заправляла пряди за ухо и порой автоматически расчесывала их пальцами. Просто это было первое, что пришло Петтигрю в голову.
Amelia Bones: Наверное, это был первый раз когда они о чем-то разговаривали с Питером, ну если обратить внимание на отвлеченность темы от учебного процесса и всего, что было с ним связано и обсуждалось в виде типичных фраз "передай книгу", "что задали по Зельеварению?", "какая тема эссе?" и все тому подобное. Хотя даже по учебе они общались крайне мало, и если сейчас спросить Амели когда она разговаривала с Питером о чем-то, она вряд ли вспомнит когда такое происходило в последний раз. В то время как каждая встреча с Блэком прочно впечатывалась в ее сознание и она ничего не могла с этим поделать. Но почему с мыслей о собеседнике она вдруг опять перескочила на Сириуса? Амели вздохнула и чуть нахмурилась, то, что она согласилась дать им шанс, вовсе не значило, что она должна позволять себе вот так сразу кидаться в омут с головой. Но Мэрлин, вы давно хотя бы просто стояли рядом с Блэком? От таких теряешь голову, даже когда те стоят по стойке смирно и не провоцируют тебя ничем кроме улыбок. Но какая у него улыбка.. Амели тряхнула головой, отгоняя навождение. Сегодня же надо потребовать с этого нахала снять свои чары, раз уж она и так подняла белый флаг и совсем не по-гриффиндорски капитулировала. Потому что невозможно двадцать четыре часа в сутки думать о его и без того не обделенной вниманием персоне. Амели снова перевела взгляд на Питера, пытаясь сфокусироваться на нем и перестать думать о том, кто и так занимал в ее мыслях слишком много места. Все-таки было немного непривычным разговаривать с тем, с кем ты не привык вести беседы, тем более что Питер сам по себе никогда не был особо общительным. Может он решил заговорить с ней, потому что она узнала о тайне их компании и это будто подняло ее чуть выше на ступень доверия? Судя по его странно сформулированному ответу так и было. Он подобрал довольно странные метафоры, но она поняла, что именно он имел в виду и похоже она и впрямь была не так далека от истины. Амели могла это понять, любая тайна по-своему мучает своего обладателя, и рядом со страхом, что кто-то может раскрыть всегда есть подсознательная надежда на то, что это все же произойдет. Правда ее удивлял тот факт что Питера очевидно радовало, что о их тайне узнала именно она. Почему вдруг? Она никогда не была особо близка мародерам. Ну точнее была, но как-то очень по своему. С Люпином они с Лили дружили довольно давно и довольно неплохо, Поттера и Блэка не выносили в той степени в которой строптивые девочки неустанно повторяют "все мальчишки дураки", при этом однако упрямо подставляя косы, чтобы эти самые мальчишки за них подергали. А Питер, ни она, ни Лили никогда стоим особо не общались, да и он похоже не стремился, так что странно что его порадовала именно ее персона. Однако, не успела она удивиться этому странному факту и сказать, что-то в ответ, как Питер выдал еще одно ну очень странное заявление. Не то чтобы комплименты были для нее ты пять чем-то странным, хотя после почти трех месяцев приставаний Сириуса с его обширным словарным запасом эпитетом, простое и милое "у тебя красивая прическа сегодня" и впрямь могло показаться ей чем-то странным. Честно говоря она вообще не думала, что Питер говорит кому-то комплименты, как-то не вязался у нее его образ с образом романтичного трубадура или же наоборот дамского угодника. Он с девочками и говорил-то лишь изредка, или может она в действительно ничего не знает об их компании? - Мм, спасибо, - немного неловко улыбнулась Амели, не зная как реагировать на странное поведение парня и потому просто решила перевести тему, - ну я вряд ли стала прям полноценным пополнением в вашей компании, потому как я не анимаг и к тому же Сириус сказал, что если я еще раз его так напугаю, он сам..- Амели усмехнулась вспоминая слова парня и то как он их произнес. Вроде у него тогда вышло даже грубо, а она лишь подумала о том, что это очень мило, что он настолько за нее переживает, - ну ты сам можешь представить чего он мне наобещал. Так что от ночных прогулок мне придется отказаться, но я поняла, что ты имел в виду. Это очень непросто хранить такую тайну, тем более когда от нее зависишь не только ты, но и твои близкие. Так что если кто-то из вас просто захочет об этом поговорить или вам нужна будет помощь, то всегда пожалуйста.
Peter Pettigrew: Если бы Питер был более проницателен и чаще общался с людьми, он бы сразу отметил, что мысли Амелии витают сейчас далеко от Гриффиндорской гостиной, как бы, может быть, положительно она ни относилась к своему собеседнику. Она отвечала ему рассеянно, она не была сосредоточена, не смотрела на него - ее взгляд бегал по сторонам, словно ища поблизости другое лицо. Однако Питер был слишком занят рассматриванием дужек собственных очков, чтобы заподозрить что-то неладное. И даже тактичный перевод темы, который так изящно провернула Боунс, не побудил его оставить попытки пробиться сквозь многочисленные незначащие любезности к целевой теме разговора. - Ничего страшного, что ты не анимаг! - воскликнул Питер слишком громко - впрочем, никого поблизости не было и никто его не услышал, но уже один этот вопль мог заставить задуматься о том, в своем ли уме Петтигрю. - Мы же тоже для этого долго тренировались. Я, конечно, дольше всех; а вот у Сириуса очень быстро стало получаться, потому что вообще он очень умный, это только на занятиях кажется, что он бездельник. Я бы мог попробовать научить тебя, мы даже оставили себе украденные библиотечные книги по этой теме, на случай если пригодятся. Соглашайся, я не бог весть какой учитель, но ты же очень способная, для тебя это должно быть легко. А быть анимагом здорово. Если бы ты стала каким-нибудь... маленьким животным, мы вместе могли бы кататься у Сохатого на рогах. Он мне иногда разрешает, например. Ах, какой у него там обзор, практически Астрономическая башня! И скорость огромная, быстрее ветра! Хвост нес какую-то совершенную околесицу, и вряд ли это укрылось от понятливой Амелии. Но ему действительно давно не хватало стороннего человека, которому он мог бы вывалить страстное повествование об их ночных путешествиях от корки до корки: никто не должен был знать о трех незарегистрированных анимагах и их тайных странствиях. Обсасывать свой восторг в кругу друзей, переживших то же самое, было для Питера неловко - он нечасто вставлял свое слово в их разговорах, потому что боялся показаться глупым, и поэтому чаще восхищенно внимал и смеялся. Боунс можно было теперь рассказать все, в красках, до последней капли, и она не сочла бы это скучным, потому что все это для нее было новым. Во всяком случае, Петтигрю очень надеялся, что никто из мародеров еще не успел поведать Амелии об этом и что он не повторяется по незнанию. Пергамент с написанным на нем заголовком эссе валялся на столе, забытый Питером напрочь. Он сидел боком на диване, опершись плечом о спинку, повернувшись всем корпусом к Эль и не доставая маленькими пухлыми ногами до пола; все его внимание было посвящено ей, он, кажется, нашел в ней еще одного человека, которому был готов смотреть в рот. Хотя ему не раз говорили, что для отношений ему годится только еще более стеснительная девушка (с такой он был бы вынужден вести себя как сильный человек, о такой он был бы вынужден заботиться) такую было достаточно сложно найти. Если не сказать невозможно - ибо самоуверенность Петтигрю стремилась к нулю, и вряд ли на земле существовал более зажатый человек. Питер был не против отношений, в которых Амелия бы им управляла: он привык к такому положению дел в собственной семье. Он был не против любых отношений с Амелией - если бы она только разрешила ему на что-то претендовать. Она была идеальной; а кем был он? Он даже этот идеал для себя выбрать самостоятельно не мог: Сириус прожужжал им все уши про Эль, и Петтигрю не был способен ни на что большее, как просто внять этим словам и поверить, что они его собственные. Но он так верил, что влюбленность стала для него совершенно реальной. И он даже смел надеяться, что, возможно, громкий Сириус, добивавшийся всего грубой силой, не смог понравиться Амелии именно потому, что она предпочла бы ему кого-то застенчивого и нуждавшегося в защите. - Амелия... - Хвост неловко сглотнул. - Ты... ты важна для меня не просто как собеседник, которому я теперь могу излить душу. Ты... ты мне нравишься, понимаешь? Я п-понимаю, мы мало общались, а я даже по росту тебе не подхожу, но... я н-не так плох, как кажется. М-м-может, б-будем встречаться? Хвост виновато улыбнулся. Он почувствовал себя очень смелым - оттого, что смог это выговорить.
Amelia Bones: Не смотря на ее весьма удачную попытку перевести тему, одним комплиментом дело не кончилось. Теперь Питер предлагал ей научиться анимагии и даже хотел стать ее учителем. Не то, чтобы это было действительно необычным предложением с учетом того, что она узнала этой ночью, но если бы она вдруг и решилась бы на такое, то ее учителем стал бы тот самый, жутко талантливый по мнению самого Питера Блэк. Ей было, кстати, очень приятно услышать, что ее новоиспеченный парень отличается магическим талантом, несмотря на то, что в классе он чаще всего просто валяет дурака. Это не было для нее чем то определяющим, но ведь всегда приятно, когда хвалят близкого человека. Ей вообще нравилось узнавать о Сириусе все новые и новые вещи, те, о которых она не только не знала раньше, но те, о которых она бы и не могла подумать. Вроде того, что он может быть серьезным, трогательно нежным и до бесконечности верным своим близким. Что он способен заслонить ее собой, в попытке уберечь от опасности, что он готов доверить ей тайну, которую сам берег, как зеницу ока, ради лучшего друга, и многое другое, что неожиданно открылось ей всего за одну ночь. Что же касалось предложения Питера, то дело было вовсе не в том, что успеваемость Питтегрю практически по всем предметам оставляла желать лучшего, Амели отдавала должное его талантам, ведь он стал анимагом, хотя это очень не просто для подростка. Проблема была совсем в другом. Но, ей показалось или он предлагал это не просто так? Она вдруг поймала на себе его странный взгляд, и задумалась, в курсе ли он последних событий. Нет, не тех, что в результате ночной прогулки она узнала о тайне их компании, а тех, что случились после этого. Неужели Сириус не рассказал ему о том, что они вместе? Или ей просто все это кажется и Питер действительно просто искренне предлагает ей свою помощь, желая разделить с ней радость катания на Поттеровских рогах. Хотя эта его живописная картина очень ее повеселила, стоит спросить у Поттера действительно ли вид с его рогов так хорош, как говорят. Эли даже пожалела, что не могла поделиться секретом с Лили, ведь тогда она бы смогла рассказать ей о таком ощутимом преимущества Джеймса и может быть это заставило бы подругу последовать ее примеру и наконец перестать скрывать свои истинные чувства хотя бы от себя самой. Хотя что-то подсказывало, что лично ей не досталось бы тех самых покатушек на оленьих рогах, она ведь стала девушкой лучшего друга Поттера, а значит теперь она официально та, кто пусть и не постоянно, но все же отнимает у него его ненаглядного Блэка. За такое ее разве что забодают. - Это очень мило с твоей стороны, Питер, но я вынуждена отказаться. Не думаю, что я пока готова стать анимагом, кроме того подобные эксперименты могут снова подставить вас под удар, если я в силу своей неопытности вновь окажусь неосторожна, а я этого не хочу. Тем более, это как-то неэтично что ли, ну, я имею в виду, что наверно мне не стоит настолько сразу вмешиваться в вашу компанию, вы ведь и так рассказали мне свой самый главный секрет, я не хочу навязываться, - Амели улыбнулась, стараясь быть милой, чтобы отказ не прозвучал грубо. Причины были не только те, что она перечислила, но ей казалось, что и этих аргументов вполне достаточно. Она надеялась, что не обидела Питера, который наверняка, просто хотел помочь ей из лучших побуждений, вдруг увидев в ней возможного нового друга. Ирония заключалось, в том, что как только она это подумала, Питер сказал то, что полностью опровергло ее предыдущие мысли. И вот теперь ей действительно стало неловко. Мерлин, неужели Сириус не додумался рассказать ему, что они встречаются? И что Питер сам не знал, что Блэк добивается ее? Ей казалось, что об этом знала чуть ли не вся школа. Да и вообще, с чего вдруг Питеру признаваться ей, если она никогда не замечала никаких знаков внимания или хотя бы банальных взглядов в ее сторону. Хотя если вспомнить последние пару месяцев, то она вообще мало что замечала кроме Блэка. Ей стало жутко не по себе от этой ситуации, потому что она могла предположить каких усилий стоило застенчивому Питеру произнести это вслух, и как неприятно ему будет услышать отказ. - Питер..я, мм, слушай, мне так неловко. Я знаю, что тебе наверно было непросто признаться, и мне так жаль, что я не могу сказать тебе ничего положительного в ответ, - Эли с жалостью и пониманием смотрела на парня, - но я встречаюсь с Сириусом. Я не знаю, почему он тебе еще не сказал, не успел наверное, и..в общем..прости.
Sirius Black: Сириус чувствовал себя раздражённо, стоило ему нагло потеснить Эванс, устроившись на её место рядом с Эль со словами, что Эванс будет не сложно поменяться с ним местами и заняться попытками продублировать быструю речь Макгонагалл Питу, до которого всё доходило не раньше, чем с третьей попытки, эта самая профессорша едва ли не за шкирку вернула его на место, предпочитая консерватизм во всём. Оставалось радоваться, что в свой первый школьный день ему не ударила в голову моча сесть с мистером Перхоть нынче в тренде, а то сидеть бы ему, покрытым противным белёсым налётом на плечах, пока выпускной не разлучил бы их. Безобразие, что только творят с людьми домашние задания, не успел он, едва не сшибив с ног тактично притормозившую Эванс, позажимать свою девушку, как той срочно понадобилось сделать задания Слизнорта, и почему-то её не впечатлило предложение Сириуса придумать что-нибудь, чтобы позабавить профессора и заставить его впасть в эдакую негу бесконечного понимания, забыв обо всём на свете, включая невыполненные задания, но пока девушка слишком мало общалась с Блэком, чтобы он успел столь позитивно на неё повлиять. Бродяга, с крайне возмущённым видом, что ничего интереснее уроков ему не светило, направился в сторону библиотеки, пообещав Эль притащить всё, что ей понадобится и заняться тем, чтобы всячески ей мешать, оставив своего Сохатого в объятиях Луни, которые слегка мешали ему немедленно, с пылкой страстью, наброситься на Снейпа, нагло пялящегося весь урок на Эванс, ну а что, наглость, это оружие Поттера, Сириуса, но уж точно не Нюни, ну это примерно, как если их Пит попытается есть и думать одновременно. Сириус, пожалуй, подкалывал Хвоста с той же завидной регулярностью, что и Джеймс Нюнчика, только, конечно, делал это не злобно и чаще забавляясь, чем пытаясь его оскорбить, ну или пристыдить, чтобы уж слишком не пускал слюни по проделкам Джеймса. Хвост не очень-то понимал юмор и считал, что, когда Джеймс и Сириус зовут друг друга придурками, это не так уж здорово звучит, правда, когда он заикнулся об этом, Сириус поднял его на смех, так что парню пришлось сменить пластинку. Прихватив с собой пару книг – потом отмажется, не тратить же то время, которое они могут провести с Эль, на раскопки среди этой пыли - Блэк, насвистывая, направился в гриффиндорскую гостиную, успев по дороге недобро выгнуть бровь в сторону одного слизеринца, подставить подножку другому, проигнорировать девчонку, пускающую на него мыльные пузыри и подцепить за шиворот малыша, разбившего локоть, пообещав в другой раз показать ему, как это делается красиво. Однако, ему пришлось замереть в не самом удобном круглом проходе, словно его хорошенько приложили заклятьем конфундус. В первую минуту ему даже так и почудилось, и он стал крутить головой в поисках Поттера, который угорал где-нибудь у него над ухом, но ни Джеймса, ни другой назойливой мухи там не было, а значит, оставалось верить своим ушам. Раз пошла такая пьянка, то мы не гордые, послушаем. Скрестив на груди руки и картинно облокотившись спиной, безупречно прекрасной даже в своём сгорбленном виде, о проход, он всё более скептично и раздражённо растягивал на губах усмешку. Ничего себе, какие новости, а Питер у них, оказывается, не такой уж скромник, вернее, совсем даже не скромник, у Сириуса бы не хватило нахальства вот так, в наглую, уводить девчонку друга за его спиной. Однако, его старания по приданию своей позе непринуждённости, остались незамеченными, ребята слишком увлеклись, он подождал, пока Амелия ответит на это эксклюзивное предложение, и лениво хлопнул в ладоши, глумливо аплодируя им и выходя из тени, впечатав в Петтигрю не слишком приветливый взбешённый его поведением взгляд, но затем, не удостоив того гневной тирады, перевёл уже более мягкий, но укоризненный взгляд, в сторону Эль, решительно подойдя к ней и обвив рукой её талию. Неловко тебе, значит? Интересно. А мне неловко, что тебя волнует только тот факт, что мы встречаемся, я надеялся услышать что-то вроде продолжения "и мне нафиг не сдался никто другой". Но мы с тобой обсудим это после, без свидетелей, тем более, таких. Он скорее ворчал, чем ругал её, хотя, откровенно признаться, этот момент его не порадовал, оставалось надеяться, что дело было просто в её тактичности, из той оперы, когда предлагают остаться друзьями не чтобы дружить, а из вежливости. Да нет, если в её вкусе Сириус Блэк, то она не стала бы пробовать на этот самый вкус Пита, при всём к нему, теперь весьма поруганном, уважении. Кстати, о том, чтобы опуститься до уничижительной для Петтигрю беседы. А я считал тебя другом, Пит. Странно, всегда думал, что в нашей компании наивный ты, чёртов ублюдок. Но ты прав, и по росту ты ей не подходишь, и не так плох, как кажешься, а встречаться вы не будете, я понятно объясняю или повторить? В его голосе слышались ледяные ноты, умел Сириус, когда ему так хотелось, включать суку аристократа, который общается с пренебрежительной надменностью, уж у него в семейке достаточно примеров перед глазами, как нужно задирать нос под правильным углом, только он от этих учёных поспешил ретироваться к Поттеру. Однако, иногда с Сириусом случался заклин в голове, и он мог вести себя достаточно мерзко, говоря эдаким противным тоном. И всё же, никто не просил Питера покушаться на его святое, и, если Сириус недостаточно ясно донёс до него мысль "она моя, пошли все вон", то непременно исправит эту оплошность. Знаешь что? Я бы, может, понял тебя. Она и правда чудесная, самая лучшая, и немудрено, что у тебя потекли слюни. Я даже не стал бы на тебя дуться, если бы ты стал ухаживать за Эль, она имеет право выбирать то, что ей лучше. Весь его собственнически надменный вид красноречиво говорил, что лучшее здесь, это явно он, а Питеру следует нервно покурить в сторонке. И всё же, он был человек с достаточно широкой душой, которая позволяла ему не так, чтобы сразу, съездить Питеру по физиономии и дать ему шанс оправдать этот тупизм. Его голос становился всё горячее, однако, теперь Сириус начал заводиться и, по всей видимости, только присутствие Амелии удерживало его от того, чтобы броситься на Питера и придушить. Крыса, вернее не скажешь. Но вот только ты запамятовал сообщить мне о своих симпатиях, когда я, как последний кретин, делился с тобой своими. Ты повёл себя, как чёртов лицемер, у меня за спиной, не очень по дружески, не так ли? Сириус картинно почесал в затылке, опустив взгляд в пол, настолько противно ему было заглянуть другу в глаза. Он ведь не обманывал в том, что он не избил бы его до смерти, разумеется, при условии, что его олень вовремя бы прикрыл рогами нахала, но, когда первая ярость прошла бы, он был бы всеми руками за честную борьбу, и, ради Пита, может быть, даже бы сделал вид, что сомневается в её исходе, смилостивившись над ним. Но вот только когда дело касалось настоящих эмоций души, Блэк ненавидел малодушие и все эти шушуканья за спиной. И не собирался спускать Питеру с рук то, что ещё пару дней назад тот едва ли не с придыханиями слушал восторги Сириуса тем, как Амелия снова дала ему по мозгам и даже, Мерлин его побери, тихонько желал ему удачи. Впрочем, может, если бы Блэк всё же чаще следил не за собой, а за другими, он мог бы заметить, каким трогательным взглядом Петтигрю провожает Амелию. Ну что ты на меня уставился? Она выберет меня, ты ещё не понял? Именно потому, что я в этом не сомневаюсь и не мямлю. И Поттер меня выберет, он мой лучший друг и, как и я, не терпит предателей. Он понимал, что говорить такие вещи было перебором, достаточно было просто вышвырнуть Пите за дверь, а ещё лучше, уйти самим, оставив его подумать над своим поведением, но ему было до того противно на душе, что хотелось поделиться этой гадостностью с её виновником. Да чёртсас два, он ещё мягко обошёлся с ним, только вряд ли этот мальчик с двойным дном и сердцем способен оценить доброе для Блэка к себе отношение, но и наплевать. Она не выберет его, потому, что любая в здравом уме выберет Сириуса Блэка. Пусть это было до мерзости пафосно и самонадеянно, но так уж строена правда. Что же до Джеймса, Сириусу хотелось приложить Питера побольнее. Он его лучший друг, и, сколько бы Питер вокруг него не крутился, восторгаясь даже самыми тупыми его выходками, это не изменится. Не говоря уж о том, что тот также вряд ли бы оценил, если бы Питер под шумок признался в любви Эванс. На самом деле, Блэк, понятное дело, не собирался никакой выбор ни перед кем ставить, но сейчас, пока он не остыл, так хотелось заехать это задохлику в глаз, чтобы знал своё место, что нужно было отвлекать себя хотя бы разговорами. Ведь, каким бы не был этот осёл, он был его другом. Над которым Сириус угорал сам, но никому левому не позволял такое делать безнаказанно, защищал его от всей души, учил уму-разуму, ничего, что это безнадёжное занятие, и скептически, но с беззлобным, пусть и отдающим презрением, смехом в душе относился к его стремлению выстелить перед Поттером языком дорожку из слюней. И вот его благодарность, ведь когда-то именно Сириус вступился за него, когда его попыталась припереть к стенке компания заводил, подражающих всё тем же Поттеру и Блэку, хотя до того всячески игнорировал таскавшегося за ними Пита, которому тактично улыбался Луни и задорно подмигивал Джеймс. Но сейчас Сириуса всего лихорадило, одно неверное слово Петтигрю могло заставило его пожалеть, что когда-то он напросился к нему другом.
Peter Pettigrew: My pride is dying I think I'm all done lying Nobody's sharing So I stop caring All alone and walking Nobody's talking Why can't you be nicer to me? © Секунду назад сиявшее надеждой и трепетом от осознания собственной решительности, лицо Петтигрю в одно мгновение вытянулось и скуксилось; на нем появилось выражение какого-то безнадежного удивления и отчаяния, уголки губ, только выжавшие из себя неловкую улыбку, моментально сползли вниз. Хвост предполагал такое развитие событий, конечно. Он даже мог представить себе, кто именно занял сердце Амелии до него - хотя до последнего отрицал то, что Сириус, так долго добивавшийся ее и не преуспевший, мог когда-то получить ее расположение. Но Сириус бы сказал... если бы он вчера, наконец, растопил сердце Боунс, он бы весь день хвастался об этом и все уши бы всем об этом прожужжал... А может, он просто не считал Питера достойным того, чтобы делиться с ним своими радостями? Вот до чего, значит, дошли их отношения, и раньше, в общем, не отличавшиеся какой-то особенной доверительностью? - Да? - Хвост как-то ошарашенно отшатнулся от Амелии и покраснел, как рак; если раньше он пытался смотреть в сторону ее лица (не в глаза, упаси боже), то сейчас он вообще отвел взгляд в сторону, вниз и до боли укусил нижнюю губу своими немного кривыми, придававшими ему сходство с крысенком, передними зубами. Как можно было быть таким наивным? Как можно было надеяться на что-то? Нельзя было сказать, что он почувствовал себя страдающим и несчастным от неразделенной любви: это зарождающееся чувство еще не было сильно и развиться могло только при ответной реакции из-за чувства благодарности за этот ответ; он вдруг почувствовал себя незаслуженно обиженным, как если бы его при всех отчитали на уроке за то, в чем он не был виноват. Действительно, он не был виноват, что не родился таким, как Сириус. Не был виноват в том, что не был смелым, как он, что не родился в богатой семье и не унаследовал красоты и ума предков. Блэк мог сколько угодно открещиваться от своего рода, однако Питер втайне признавал: родись он в другой семье, он и вырос бы другим. Он знал, что в том, что он полукровка, нет ничего плохого, но ему казалось естественным то, что древняя родовая аристократия всегда будет на шаг впереди самого способного магглорожденного волшебника просто по определению. А Сириус и сам по себе был куда способнее его. Было ли справедливо то, что Боунс выбрала из них двух не Хвоста? Разумеется. Но у Питера в горле заскреблась такая гадкая боль, что принимать это просто так ему было невыносимо. Когда позади раздался голос Сириуса, Питер так резко повернулся на диване, что не удержал равновесие и упал на журнальный столик, впрочем, тут же вскочил на ноги и начал медленно отступать к стене, в то время как Сириус надвигался на него, говоря что-то. Что он говорил? Каждое его слово било Хвоста просто наотмашь; и так получив моральную пощечину про отказе Амелии, теперь он вообще не знал, куда деть себя от стыда. Боунс же слышала и видела это, прямо при ней о нем говорили такие слова... которые, по сути, были, наверное, правдой. - Я не... я не хотел... я бы никогда... если бы... я не думал... - попытался мямлить Питер, но Сириус с его напором продолжал говорить. - Я не предатель, Сириус, я... я был уверен, что ты бросил попытки с ней встречаться, да и этот разговор я не планировал... Хвост чувствовал: что бы он ни сказал ему, это не будет замечено и принято, как достойный ответ равного соперника. Он был для него всего лишь моськой, которая бежит рядом со слоном и чувствует себя на высоте. Странно было, что Блэк не обозвал его крысой; впрочем, он использовал столько малолестных эпитетов, что Петтигрю было достаточно - ему и так очень захотелось заплакать и удрать куда-нибудь подальше отсюда, избежав всей этой безобразной сцены, потому что слушать о себе обидную правду было для него невозможно. Почему он не мог быть с ним добрее? Почему не мог понять его, сделать скидку на его стеснительность? Это ведь было так просто, это была бы истинная, королевская милость к прислужнику. Эта мысль заставила Питера покраснеть еще сильнее, а его обиду - смениться злобой. По какому праву он был прислужником, а Бродяга - королем?! И когда Бродяга начал говорить об их дружбе с Джеймсом, вместо побега Питер стиснул зубы и сжал кулаки. - А по какому праву, позволь спросить, ты здесь стал самым крутым, что только тебя выбрать и можно? - процедил он, остановив отступление и неожиданно для себя самого сделав шаг вперед. - Чем я хуже тебя? Можешь не начинать загибать пальцы, я прекрасно знаю, что ты обо мне думаешь. А знаешь, что я о тебе думаю? Ты много о себе возомнившее пустое место, вот ты кто! И все в эту прекрасную иллюзию поверили, как ни странно. Ты ничего не делаешь, а все получаешь задаром! Не учишься, а оценки хорошие, за внешним видом не следишь, а все девчонки в восторге! Мерлин с тобой, Амелия не хочет быть со мной, хорошо, она твоя! Но Джеймс мне такой же друг, как и тебе, и не смей заставлять меня сомневаться в этом, выскочка чистокровный! После этих слов Питер осмелел настолько, что подошел к Сириусу почти вплотную и несильно, но чувствительно толкнул его в грудь. Заметив, что это не произвело на Блэка практически никакого эффекта, Питер ощутил странный прилив редкой для него злобы: неужели он был действительно настолько слаб, что и оскорбления его Бродягу не трогали? В голове у него помутилось от этой мысли; он размахнулся и вмазал другу кулаком в челюсть.
Amelia Bones: Амели с сожалением смотрела на то, как лицо гриффиндорца меняется по мере того, как до его сознания доходили слова ее отказа. Она не знала, что для него было бы проще, если бы она отказала ему просто потому что не испытывала к нему ответных чувств или аргументировала бы это так, как сделала сейчас, сказав что причиной тому его друг. Но факт оставался фактом, она встречалась с Сириусом и лишь к нему чувствовала эту самую влюбленность, которую так хотел получить от нее Питерю И как бы ей ни было его жаль, она не могла ему лгать, так что мягкий отказ был единственной возможной формой ответа. Однако, не смотря на то, что она фактически не была виновата в сложившейся ситуации, Эли все равно чувствовала себя отчего-то виноватой. Она могла представить каково это набраться смелости открыться в своих чувствах и получить отказ в ответ. Ситуация была неловкой и отчасти причиной этому был еще и Сириус, который почему-то не счел нужным рассказать другу о своих отношениях, что было в общем-то довольно странным. Может быть и впрямь только не успел, ведь с момента "оформления" их отношений не прошло и суток, с другой стороны надо знать Блэка, когда он не рассказывал о своих достижениях? Тем более к которым шел несколько месяцев. Наверно, Питеру не имеющему понятия о тонкостях и подробностях их отношений, и периодах оттепели, сменяющих периоды борьбы, действительно было странно вдруг услышать, что Амели которая буквально недавно могла публично врезать парню пощечину, вдруг начала с ним встречаться. Со стороны это и впрямь выглядело странно, но на самом деле все имело свои обоснования. Амели на самом деле давно уже испытывала к гриффиндорцу неоднозначные чувства, просто боялась открыться. До вчерашнего дня. Она уже хотела сказать что-то утешительное, вроде того, что он еще обязательно найдет ту единственную, как в гостиной, неожиданно, словно вихрь материализовался Сириус, который очевидно слышал если не весь разговор, то ее последнюю фразу точно. Эли заметно напряглась, представляя, какую именно реакцию могло вызвать у Блэка такое откровение друга. - Сириус, - предостерегающе начала гриффиндорка, но парень ее не слышал или намеренно игнорировал. Еще и вставил свои пять копеек касательно ее ответа. Он серьезно так думал? Эли не сказала ничего относительно его важности для нее, потому что Питеру и так было неприятно слышать то, что она ему сказала, к чему было еще расписывать все, что происходило между ними. Эли умела быть тактичной и по мере возможности всегда берегла чужие чувства. Но, если ее он простил заочно, то Питеру такая милость видимо не светила. Ему Сириус выговорил все, что накипело, и честно говоря, Амели уже на середине его диалога подумала, что хотя она может понять причины его гнева, палку он все-таки перегнул. Еще и Джеймса примешал зачем-то. Вот уж чего вообще делать не стоило, так это мешать любовь и дружбу. Девушка встала с дивана, оказавшись чуть за спиной Блэка. - Блэк, тормози, ты перегибаешь - предупредила она, видя искажающееся лицо Питера. Она видела, как ему больно и неприятно слышать такие слова, и ей действительно было его жаль. Слишком уж внушительно выглядел Сириус рядом с невысоким Питером, слишком хлесткими были его может отчасти и заслуженные слова. Но Питер, ведь не знал, что они встречаются, хотя это не оправдывало то, что он и впрямь будто сделал это за спиной у друга, ведь о том, что Сириус ее добивается, гриффиндорец знал. Может, просто не думал, что на этот раз это серьезно. Но как бы там ни было, меньше всего Амели хотела драки, а она явно намечалась, судя по тому, что лепет Питера вдруг сменился на обвинительную речь. Кажется, последние слова друга всерьез его разозлили. - Прекратите, ни я, ни Поттер, не вещи и не домашние питомцы, чтобы нас делить, ясно – возразила Эли, надеясь, что у нее еще есть возможность потушить разгорающийся скандал. Но было уже слишком поздно, и что самое удивительное, драку начал не Сириус, от которого обычно ожидали таких действий, а Питер, что могло удивить почти любого. Вот только он очень зря тронул Блэка, кажется, он даже не почувствовал легкого толчка, но его, уже и так бывшего на взводе, это разозлило еще больше. Но и ударил первым, тоже не Сириус. - Питер, что ты творишь? – воскликнула Эли, когда тот замахнулся на гриффиндорца и попал ему точно в челюсть. Она хотела было влезть между парнями, но это оказалось совсем не просто, с учетом того, что Сириус уже ринулся на парня.
Sirius Black: Как же Сириуса бесила манера Пита всячески причитать и скулить с таким видом, словно его жизнь не удалась. Тот же Блэк, по его мнению, явно имел куда меньше прав для подобного поведения, только Пит ведь видит только то, что Сириус хочет ему показать. А вот если бы свозил его как-нибудь в гости, может, до Петтигрю бы дошло, что жизнь уверенного в себе парня тоже не сахар, когда его родители постоянно пытаются промыть ему мозги самыми гнусными способами, и дома он вынужден держать ещё большую оборону, чем в отношении школьников слизеринцев. От хорошей жизни из дома не бегут, правда, что это он, Пит наверняка бы скорее решил, что Сириус неблагодарная принцесса Трубодурочка, которая воротит морду от протянутого заботливым папашей яйца, и который запер её лишь затем, чтобы она не загуляла с бомжами без крыши над головой. Возможно, в этом бы был резон, только Сириус относился к своей семье слишком непримиримо, и не собирался лицедействовать им на радость, слишком разными они уродились людьми, просто его родители отчего-то никак не могли с этим смириться со времён поступления своей надежды на гриффиндор. И чем их Регулус не устраивает в качестве наследника, пусть учат его уму-разуму, Бродяга вмешивается в воспитательный процесс только чтобы вставить им палки в колёса ну или уж когда те несут совсем уж ахинею тому, кто по своей безмозглости жадно ловит её хлопающими ушами. Засунь свои оправдания себе в задницу. Грубо, зато без реверансов, который Сириус умеет делать с такой грацией, как не всякая девушка бы смогла, но нахрен ему это надо. Ну не любит он эту манеру мямлить, и всегда достаточно злобно одёргивал Пита, когда он пытался себя так вести, взвалив на себя, вместе с Поттером, тяжкий груз воспитателя, может, сообразит Питер, что нечего себя так вести, чтобы выезжать на недостойной для мужика жалости. Правда, Джеймс откровенно филонил, развесив уши и порой всё же жалея этого маленького наивного паренька, который порой вёл себя, как плут и даже неплохой манипулятор. С такой стати, что я так сказал, и, если у тебя есть возражение, самое время их высказать. Порой Сириуса заносило не только с теми, кто ему хамил или пытался его принизить, но и с теми, кто не мог быстро придумать достойный ответ, чтобы его угомонить, вовсе не от жестокосердечности, просто его нужно было уметь притормозить, что, скажем, Рему с его весьма мягким характером, удавалось тогда, когда Сириус вёл себя слишком невыносимо, пусть и не пиаря себя на каждом углу, но слишком уж превознося возможности своей блохастой личности. Однако, Эль это тоже удавалось неплохо, так что ему хватило нежного звука её голоса, чтобы умолкнуть, хмуро уперев глаза в окно, лишь бы снова не посмотреть на Питера. Сириус не считал, что он что-то там брякнул лишнего, наоборот, о многом умолчал, и Пит должен радоваться, что его друг, а то такие бы помои на него вылил, что потом бы не нашёл одеколона, чтобы это перебить, не верит, пусть вон спросит у Нюниуса, он мастер в этом неумении. Сириус усмехнулся. Гавно полилось. Не угадал, Пит, не это я о тебе думаю, зато теперь буду иметь в виду, что ты думаешь обо мне. До чего же противно, просто до мороза по коже, было слышать слова Пита, который в кои-то веки решил открыть рот, но лучше бы пытался сойти за умного, как обычно, помалкивая себе под нос, Сириус ведь, по сути, никак его не оскорбил. Ну назвал ублюдком, можно подумать, Пит один удостоился этой чести, предателем, так он сам заслужил, и сейчас делал всё, чтобы всех их убедить в том, что не виноватый он, она сама пришла. Питер же, судя по всему, высказал то, что думал о Блэке, и чего Сириус не то, чтобы не замечал, но старался относиться со снисхождением, Питер сам по себе был достаточно завистливым паиньком, но, спасибо, хотя бы возлюбленному им Джеймсу не говорить подобное ему хватало ума. Хорошо, я погорячился, и зря завёл шарманку про оленя. Джеймс любит тебя, идиота, и я люблю, если ты, бестолковая твоя башка, не заметил. И именно поэтому от того, что так поступаешь ты, а не кто-то там левый, особенно мерзко. Всё-таки это Пит, его друг, которого Сириус, кажется, один из немногих, если не единственный, не дразнил Хвостом, как бы грубовато не общался в своём репертуаре, всё же хотя бы в чём-то его щадил, называя по имени. Что до того, что они с Джеймсом лучшие друзья, этого бы не заметил только ленивый, только вот Сириусу незачем было лишний раз об этом говорить, пожалуй, он и правда не хотел отвесить Питу такую моральную оплеуху. Ясное дело, Джеймс Питу вовсе не такой же друг, чтобы он себе не напридумывал, но отчего-то не хотелось серьёзно тыкать его в этом нос, пусть живёт иллюзиями, наверное, таким, как Пит, считающими себя неудачниками, а на деле просто не слишком любящим отрывать свой зад от комфортного стула, чтобы что-то из себя представлять, это нужно для бодрости духа. Никто и не думал этим заниматься, потому, что ты моя, блондиночка. Он игриво подмигнул Амелии, бросив в её сторону куда более тёплый взгляд, в его словах уже скорее сквозило не нахальство, а умиротворённая уверенность, в которой никто не смел сомневаться, они вместе, и никто им нафиг не указ, поняли. Как же его выбешивала эта привычка Эль и Эванс вступаться за тех, кому надо было дать хорошего пинка, чтобы научился себя вести. Да он всё понимает, ему тоже, может, где-то в глубине души жалко его в этой ситуации, только вот, каким бы Сириус не был хреновым другом ему, он бы никогда так не поступил у него за спиной. Вот Пит распинается про дружбу Джеймса, и про то, что знать не знал, что Сириус теперь вместе с Эль, но отчего-то Блэку не пришло бы в голову даже в бреду, если бы, предположим, его переклинило бы не на Эль, а на Лили, добиваться её втихаря от Поттера только потому, что они, понимаете ли, пока ещё не успели замутить. Говорите, что угодно, но Сириус такое поведение иначе, как предательством, назвать не готов. Он уже был готов, проявить добродушие, сменившее вспыхнувший было гнев, попытаться замять ситуацию, как Питер решил в очередной раз доказать, что мужчина здесь он, вмазав Сириусу так, что изо рта показалась струйка крови, которую он с удивлением смахнул своими холёными пальцами. Прежде всего, Сириус ласково, но решительно, отвёл Эль за руку чуть подальше, чтобы и не думала влезать в эту дружескую беседу, ещё не хватало, девушки не для синяков созданы, а чтобы радовать глаз даже самых прекрасных мужчин. Вообще-то, в какой-то другой ситуации Блэк, может, даже сумел бы порадоваться тому, что Пит хоть чем-то может ответить на его задиристое поведение, но сейчас был и без того заведён, а потому, схватив его за грудки, хорошенько встряхнул, после чего ответил ударом в лицо от души, да с такой страстью, что вскоре оба оказались на полу. Пит, судя по его выражению лица, решил, что сейчас его и дальше будут бить, но Сириус и не собирался, не давая другу встать скорее для того, чтобы он мог отдышаться и не истерить, как баба. Возможно, Пит думал, что Сириус так относится к нему, потому, что он самый непутёвый в их компании, но неужели вы думаете, что Поттер, поведи он себя, как свинья, не огрёб бы? Только разница в том, что Джеймс бы так не поступил, да и Питер сам виноват, что не может заставить уважать своё мнение. Пит совершенно неожиданно оттолкнул Сириуса и тот, не ожидая от него такой резвости, почти лениво откинулся на спину, позволяя ему подобный фортель, правда то, что выдал Пит дальше, не прибавило Блэку хорошего настроения. Он не был уверен, как ему поступить, поведать свои печали Поттеру или в кои-то веки разобраться самому, учитывая, что он бы оказался там невольным заинтересованным лицом. Извини, Эль, за эту сцену. Мне нужно немного остыть и побыть одному. Точнее, с некоторыми оленями, которые могут выносить крутые виражи моего грёбанного характера. Да вот хрен тебе, Поттер, не будешь ты спать спокойно, а будешь слушать Блэковский лай. Поднявшись на ноги, Сириус, проводив холодным взглядом улепётывающего Пита, словно он стал бы снисходить до того, чтобы его догонять, мрачновато притянул к себе Эль, чмокнув её в лоб достаточно агрессивно, чтобы, отпустив, вылететь за дверь, пока не наговорил ещё чего-то, за что придётся потом забираться на балкон с розой в зубах, как укуренный романтик.
Peter Pettigrew: Едва почувствовав на суставах своего маленького кулака кровь друга, Питер остыл и мгновенно пожалел о содеянном. Он никогда не был великим борцом, хотя драться ему в компании мародеров приходилось; впрочем, ему всегда доставался самый хилый и небоеспособный враг в этих стычках, да и то долго размахивать кулаками они не успевали, так как кто-то из более сильных друзей по-быстрому оказывал Хвосту поддержку и возвращался к своим баранам. Он был меньше Блэка почти на две головы, и тот элементарно мог прихлопнуть его, как муху, одной ладонью. Петтигрю, ошалев от собственной безрассудной смелости, успел только сжаться под удивленно-яростным взглядом Сириуса и судорожно пискнуть, когда тот схватил его за грудки и приподнял над землей. А потом Бродяга ответил ему крепким хуком в морду, отчего у Хвоста искры полетели из глаз, а нос и челюсть пронзила боль, хуже которой Петтигрю, даже ни разу не ломавший костей, в своей жизни пока еще не помнил - ему показалось, что его лицо превратилось в одну большую кровавую лепешку. В следующий момент они оба потеряли равновесие, и Сириус рухнул прямо на Пита, вышибив ему - ненарочно - локтем весь воздух из легких. Где-то невдалеке издала возглас ужаса Амелия; они покатились по земле, Пит зажмурил глаза, думая, что на этом их драка явно не закончится, и попытался только отцепить от себя противника, что ему удалось легче, чем он предполагал. Он, извиваясь, как крыса, которую держат за хвост, истерично вывернулся из могучей хватки Бродяги, толкнул его, когда тот попытался встать следом за ним, и, спотыкаясь и тяжело дыша, ринулся из комнаты прочь. Уже в дверях он развернулся и, весь красный, с мокрыми, стоящими дыбом волосами, выкрикнул: - Любишь меня, говоришь? А я тебя ненавижу! Чтоб ты в Азкабане гнил, клятый подонок, там тебе самое место! И, прежде чем Сириус успел что-либо ответствовать, Питер с истошным всхлипом выскочил из Гриффиндорской гостиной и понесся по вечерним коридорам куда глаза глядят. Он бежал недолго, потому что очень скоро устал; почти никого уже не было в коридорах, но вероятность случайной встречи с однокурсником или даже преподавателем еще была, а попадаться на глаза кому бы то ни было Петтигрю в таком состоянии не хотел. Сразу начались бы расспросы, кто его побил - по виду Петтигрю это было явно не очень сложно выяснить; слизеринцы бы обсмеяли его, свои, гриффиндорцы, зная Сириуса, осудили. Единственным убежищем ему представился заброшенный женский туалет плаксы Миртл, в котором, по счастью, его обидательницы сейчас не было. Как много дней провели они здесь, где их никто не хотел искать, всей компанией, обсуждая прошлые и будущие шалости, шутя и хохоча до упаду, обсуждая девушек и способы их завоевания... Петтигрю вошел в просторное белое помещение, запруженное водой, и, прислонившись к стене, рассмотрел себя в зеркале напротив. На него смотрел неказистый низенький паренек, толстоватый и хилый; лицо у него пошло розовыми пятнами от быстрого бега и после драки, а из носа уродливо капала темная склизкая кровь. Питер машинально стер ее кулаком, а потом с отвращением вытер руку об штаны. Он был мерзок самому себе в этот момент. Он уже прекрасно осознавал, что ни за что ни про что обидел друга и свою возлюбленную той безобразной сценой, которую сам провоцировал и в которой только сам был виноват; в его сегодняшней спонтанной смелости не было ничего мотивированного и хоть сколько-нибудь красивого, он вел себя недостойно, показав Сириусу, а значит, и Джеймсу и Ремусом, потому что они точно об этом узнали бы, свою гадливую, завистливую сторону, которую он пытался тщательно скрывать, маскировать за искренним восхищением. Сегодня он сам наступил на горло собственной песне, и дружба мародеров на этом для него закончилась. Как ему теперь было возвращаться в гриффиндорскую спальню под тремя презрительными взглядами самых дорогих друзей? Он был жалок и противен; такие в книжках делают гадости и молят героев о пощаде - этакие Гнилоусты, к которым Петтигрю причислил себя заочно. Петтигрю с презрением проследил, как его собственные губы постепенно сминаются в зеркале в некрасивую гримасу плача. А потом он закрыл глаза, сполз по стене в лужу на мокром полу и по-детски жалобно захныкал.
Lily Evans: Эванс, расставшись с Эль недалеко от озера, задорно помахала подруге рукой, сделав невинные глазки, мол, ну а что, она молчит, и вовсе не будет дразнить их с Сириусом, которые теперь только и будут ловить волну, чтобы обниматься себе на радость на каждом шагу и, как истинные возлюбленные, виснуть друг у друга на шеях. Ну Блэку это ничего, у него шея широкая, не переломиться. Лили уже успела оценить всю степень энтузиазма Блэка, когда тот за сегодняшний день успел умудриться плюхнуться на парту между ними, и так и собирался мусолить ноги Амелии, всячески пристесняя Эванс, пока профессор Флитвик не призвал его к порядку на радость тем, кто хоть что-то пытался за ним записать на уроке. Не говоря уже о том, как он беззастенчиво прерывал каждую их попытку обсудить, между прочим, его, как он выражается с понятным одним его друзьям юмором, блохастую персону, обжимая Эль за талию с такой страстью, что невольно заставлял Лили стыдливо отводить глаза. То, что вчера между ними произошло что-то необычное, Лили догадалась, не нужно было ходить в лес, чтобы Блэк наломал особенных дров, только она не любопытствовала, миролюбиво успокоив подругу, которая ощущала неудобство перед Эванс за вынужденную игру в молчанку на этот счёт. Немного прогулявшись по лужайке, с умиротворением глядя на невозмутимую гладь вод озера, Лили всё же решила прошествовать в замок, чтобы заняться чем-то более продуктивным, потому что красоты природы, это, конечно, замечательно, но шляться по двору одной, как перст, как-то глупо, и она чувствовала себя немного не в своей тарелке, да и уши начали подмерзать. Меньше всего мечтая заняться уроками или даже своим любимым чтением бесконечных толстых книг, Лили решила поваляться в гриффиндорской гостиной на кресле, закутавшись в плед, и заняться блаженным ничего не деланием, вместо того, чтобы в который раз прокручивать в голове как ей жить дальше, когда Амелия стала встречаться с другом не кого-нибудь, а Джеймса Поттера, которого, как убеждала себе Эванс, глаза бы её не видели, только на самом деле её тайной было то, что эти самые позорные глаза нет-нет, да соскальзывали в его сторону. В общем, решив насколько погреть руки горячей водой, Лили запорхнула в ближайшее на этаже помещение с непосредственной близостью раковины, не смущаясь даже тем, что там жила вечно недовольная всеми, кто был счастлив немного больше её, Плаксой Миртл, ожидая услышать какой-нибудь каверзный комплимент. Однако, вместо ожидаемого хмурого выражения девчонки в смешных очках, она сначала услышала истерические всхлипывания, а затем, аккуратно заглянула за каменную ограду чего-то, смахивающего на фонтан, что поначалу весьма удивлял её, не привыкшую к подобной роскоши в общественном туалете, у магглов, знаете ли, такое не принято, ну разве что у каких-нибудь олигархов со слегка съехавшей крышей. Питер, вот это её удивило, нет, не то чтобы её изумил сам факт того, как он безутешно рыдал, в этом вопросе Питер всегда был склонен вести себя, как девчонка, как фыркало большинство, но Лили всегда укоризненно поправляла, что каждый имеет право быть эмоциональным, и это, по крайней мере, что-то не наигранное, в отличие от тех, кто улыбается в ответ на мерзости и не оскорбляет Пита лишь потому, что боится его дружков дикарей. Сказать, что Лили была в восторге от Пита было бы искажением правды, скорее, она, как и большинство, относилась к нему без особенного восторга, чаще всего не замечая его. Но она уж точно не была и той, кто, случайно толкнув его плечом, не извинилась бы за свою оплошность или бы прошла мимо, если бы он на ровном месте споткнулся, вызывая беззлобные хохот даже у своей честной компании друзей, а у Лили желание в очередной раз смерить презрительным взглядом этих вроде как кролевских особ. Питер, что с тобой? Так, давай-ка ты вставай с пола, пока не простыл. Лили, опешив на секунду, замерла перед ним, но затем решительно приблизилась к парню, чтобы, присев рядом с ним, положить ему руки на плечи, заставляя на себя посмотреть, после чего поднялась и, слегка наклонившись, протянула ему руки, чтобы перестал протирать собой пол. Ну прямо сцена спасение Галадриэль Фродо, не иначе. Что его так расстроило, что он даже при Лили не мог взять себя в руки? Ответов было куда меньше, чем вопросов, но Лили вовсе не хотелось поскорее убежать подальше, чтобы её, не дай Мерлин, не стали грузить чужими и не особенно интересными ей сложностями. Не то, чтобы ей было так уж интересно, она не могла назвать себя обожающей совать нос в чужие дела, однако, если она могла быть Питу чем-то полезной, то не поскупилась бы подставить ему дружеское плечо. Я знаю, что не нравлюсь тебе, но ты можешь рассказать мне, что приключилось, если хочешь. Наверное, иногда не стоит все слова держать в себе, да и никто не отменял эффект попутчика. Лили немного иронично прищурила глаза в невысказанной ещё улыбке, потому, что она давно заметила, как негодующе порой поглядывал в её сторону Питер. Она, конечно, сначала и не догадывалась, чем умудрилась его прогневить, но затем списала всё это на то, что, наверное, он считает её отношение к его невероятному Джеймсу, которому он неустанно устраивал хвалебные пиар компании, было возмутительным. Но вот то, что она обходит Пита изо дня в день на уроках, она и помыслить не могла, вернее, как раз это было очевидным, но Эванс не имела и представления, что он про себя костерит её на все лады, знай она, что он так хочет ответить вместо того, чтобы, как обычно, промямлить преподавателю нечто невзарумительное, могла бы даже сделать вид, что не выучила урок, её бы это не затруднила. Вот чтобы уступить право ответить Поттеру раньше неё, пусть и не мечтает, задира эдакий. Лили мягко ему улыбнулась, вытащив из кармана мантии милый, чисто девчачий, белоснежный платочек с ажурным кружевным узором, и осторожно промокнула Питеру нос, покрытый небольшими размазанными пятнами крови. Ох уж эти мальчишки, ни дня без драки не могут прожить, а если и отваживаются на такой подвиг, очевидно, думают, что зря потратили время, которое могли провести с ветерком в голове. Возможно, Лили казалась Питера излишне строгой старостой, которая никому не давала спуску, но, вместе с этим, в ней были и другие качества, она своих не давала в обиду, тем более, когда речь шла о тех сокурсниках, которых было обидеть легче некуда. Лили приободряюще мягко смотрела на Пита, стараясь не хмуриться от мыслей, кто это решил так с ним поступить, оставалось надеяться, что не Сев. Вообще-то, она с мародёрами, кроме, разумеется, Рема, который никогда не участвовал в их глупых показных расправах, не общалась до самого Хэллоуина, после того, как Сев их стараниями в самом начале года оказался в плачевном положении, однако, случай с Сириусом заставил её задуматься, так уж Сев безобиден, как ей хотелось верить, и так ли уж Джеймс и Сириус подло ведут себя с ним. Да нет, разумеется, подло, только хочется ей или нет, а общий язык, хотя бы с Блэком, искать придётся, не огорчать же Эль из-за собственных параной. Даже не верилось, что её Амелия сменила гнев на милость, и сейчас наверняка таяла в объятиях своего Бродяги, хотя совсем недавно говорила Лили, что ни за что не видать ему такой милости. Что же, Лили была только рада за подругу, и, как бы Сев не пытался выразить свой скептицизм, не давала ему и слова вставить на эту тему, хотя у неё самой холодели кончики пальцев, насколько она не могла представить, как ей теперь вести себя с Поттером, с которым неизбежно придётся общаться чуть чаще, чем раз в сто лет.
Peter Pettigrew: Почему в этом туалете всегда было так мокро? Мародеры всегда шутили, что некрасивая очкастая Миртл заливала его своим невидимыми слезами столь старательно, что эти ее крокодиловы потоки наконец-то превращались в настоящую воду и затопляли все вокруг. Но, как бы смешно это ни звучало, в туалет плаксы Миртл нередко отправлялись паломники в виде обиженных и угнетенных. Возможно, разведенная там мокрота заставляла их органично вписываться в обстановку и хоть где-то чувствовать себя на своем месте. Впрочем, Питеру это не очень помогало. Едва он заставлял себя немного успокоиться мантрами типа "все в порядке, ты ничего страшного не натворил, никого не убил и вообще", как в горле у него опять вздувался ком отчаянных жалости и отвращения к самому себе, а губы снова некрасиво растягивались в гримасе плача. Из носа все еще текла кровь, и Петтигрю, размазывая ее кулаками по лицу вместе со слезами, становился похож на какого-то лесного разбойника, для устрашения торговцев разукрасившего себе физиономию. Наверное, это было единственное, что могло соединять такого хлюпика со свирепым Робином Гудом и ему подобными. Из крана хлестала вода; ботинки, штаны и рубашка на спине Хвоста промокли насквозь, хоть выжимай, но вместо того, чтобы встать с пола и высушиться, Питер с каким-то извращенным мазохистским удовольствием чувствовал, как от холода мурашки бежали у его по спине, и зло думал, что только здесь, в этой мокроте и гадости, ему и место. Зачем ему, такому, понадобилась Амелия? На себя утром в зеркало, что ли, не смотрел? Собственный голос не слышал, о собственных мыслях - вернее, об отсутствии таковых - не догадывался? Разумеется, ему не стоило даже пытаться придумывать себе эту влюбленность, а уж тем более не следовало в нее верить. Но таков уж был Питер - ему так сильно хотелось соответствовать своим героям, что не иметь объекта страсти рядом с ними было просто стыдно. Впрочем, не менее стыдно было - прав был Сириус - пытаться присвоить занятый лот, да еще и за спиной у друга; хотя признаться себе в этом было еще ужаснее. "Ты сам виноват в том, что сейчас сидишь здесь один", - говорила рациональная часть мозга Петтигрю. "Они никогда не ценили тебя и никогда не позволили бы тебе достичь их высот; ты должен ненавидеть их за это, ты добился бы большего, если бы их просто не было", - говорила внезапно другая, эмоциональная, ищущая самооправданий - и бешеная горькая ярость наполняла все его естество. Поэтому, будто завернувшись в свое тихое хныканье и отгородившись от всего внешнего мира, Питер не предвидел приближение мягких шагов по мокрому кафелю и не узнал голос, зовущий его по имени. - Отвали, Миртл, - грубо буркнул он, не поднимая глаз и с бессильной злобой предчувствуя ехидные замечания. Впрочем, следующая реплика явно не принадлежала вредному привидению, и Хвост соизволил поднять голову. Пожалуй, та, что предстала перед его глазами, была последней, кого он предполагал здесь увидеть. - Лили? Что тебе? Со мной все хорошо. Питер поспешил сделать вид, что с ним ничего не происходит и что это была такая игра - рыдания в туалете, лихорадочно проведя по глазам мокрым рукавом и нацепив на лицо кривую дежурную улыбку. Впрочем, он не был одним из тех поразительных аристократичных кадров, которые могли мгновенно привести себя в чувство на людях и замаскировать боль; поэтому в следующую же секунду физическое взяло свое - у него снова задрожали губы и шея и потекло из носа. Однако он не собирался вываливать этой рыжей зануде-выскочке все свои чувства. - Эффект попутчика, говоришь? - рот Питера неприятно скривился в усмешке. - Это ты-то попутчик, человек, которого я никогда больше не увижу? Мы с одного курса и с одного факультета, если не помнишь. Впрочем, меня не так важно помнить, это факт. А сейчас отстань, лучше, правда; пока можешь сходить к МакГонагалл и рассказать ей все, ты же староста. А можешь пойти с подружками поделиться, уверен, одна из них точно снабдит тебя подробностями произошедшего. - Он демонстративно остался сидеть на мокром полу - хотя и сам давно уже хотел подняться, но после приказа Лили как-то резко расхотел, чтобы поступить по-своему. Джеймс эту выскочку ни в грош не ставит (хотя, кажется, влюбился в нее, но все равно), так почему же Питер должен с ней быть уважителен? И тут Петтигрю осенило: напротив, почему он должен был вести себя, как Джеймс? Лили села рядом с ним на корточки и белоснежным платком промакнула ему окровавленную верхнюю губу под носом; именно с таким ласково-грустным выражением лица ему в детстве заживляла царапины мама, если Хвоста - тогда еще просто Питера - вдруг угораздило свалиться с дерева или разозлить кошку. Петтигрю внезапно ощутил к Лили какую-то глубокую детскую и невинную приязнь - и от этого ему стало еще сложнее сдерживаться. Более того, ему расхотелось сдерживаться. С какой стати? - Спасибо, - прошептал Питер, все еще смотря на Лили с выражением какого-то удивленного ступора на лице. - Прости, я просто... я не хотел, чтобы... все правда нехорошо. Но ты же никому больше не расскажешь, правда? Что со мной? В том и дело, что все не так - со мной. Я сам виноват, я не должен был быть с ними еще с первого курса... Они настолько лучше меня, что я рядом с ними чувствую себя... крысой, понимаешь? Я все время строю себе воздушные замки, но я не имею права на то, на что имеют право они. Ты понимаешь?
Lily Evans: Лили немного смутилась, однако, даже с некоторой умильной снисходительностью улыбнулась себе под нос, вовсе не в огород Питера, а потому, что, выдай ей Поттер нечто подобное, она бы уже вылетела за дверь, задрав подбородок повыше, а, может, пнула бы его обратно в лужу, чтобы остыл, но слова Питера вовсе не вызвали в ней раздражения. Может быть, потому, что на Джеймса у неё какая-то неадекватная реакция, словно он её аллерген и одновременно наркотик, а, может, вопрос был в том, что Питер понял ей не так, а точнее, сейчас воспринимал любое замечание близко к сердцу, и она, слегка прищурившись, попыталась отшутиться, чуть сощурив глаза. Она лишь хотела сказать, что они с Питером почти не общаются, а не то, что она не помнит его. Лили не пыталась говорить с наигранной бодростью или, всплеснув руками и закатывая от лживого восторга глаза, говорить, что Пита обожают все одноклассники, так её тон был спокойный и доброжелательный, она не была намерена ему льстить, ей хотелось просто поддержать его в какой-то непростой для Петтигрю ситуации. И всё же, он её смутил. Даже больше, чем в тот раз, когда она ответила на вопрос Флитвика про заклинания что-то из своего эссе для Слизнорта, которое едва не видела во сне после того, сколько над ним корпела. Я совсем не это имела в виду, Питер. Не думай, что я не помню тебя только потому, что ты, в отличие от некоторых, не пытаешься нагло у меня списать. Шутки шутками, а весело ей не было, на ум отчего-то пришёл фильм про мальчика, которого загнобили до смерти одноклассники, нет, это не была история Питера, но могла бы быть ей, если бы у него не было тыла в лице именитых в школьных кругах друзей. Так вот, там была девочка, староста, эдакая хорошая и улыбчивая, однако, когда она произносила речь перед одноклассниками о том, каким замечательным был тот, кого они довели, она поймала себя на мысли, что ни черта не помнит того, о ком говорит. И это было не про Лили, но от этого воспоминания отчего-то немного взгрустнулось, и она мягко провела ладонью по плечу Пита. Тише, Пит, всё хорошо. Всё останется в строжайшем секрете, тебе решать. Хотя, я бы на твоём месте не стала спускать такие вещи всяким хулиганам. Лили вздохнула, разумеется, она сама вряд ли стала бы жаловаться, а разобралась бы сама, но Питер не виноват, что не может ответить обидчикам. Кроме того, зазнаваться не стоило, она же не Блэк с его самомнением, на каждого Брюса Уиллиса всегда найдётся свой Джекки Чан. Она не считала себя вправе раздавать Питу советы, как человек, но, как староста, напомнить ему о благоразумии должна была. Пит снова заговорил, и сердце Лили сжала жалость, из-за чего она слегка стыдливо отвела глаза. Но, по крайней мере, она была искренней с ним в беспокойстве о его судьбе, это не было поведением для галочки, она надеялась, что он понимал, что она не из тех людей, кто тусуется только с золотой волшебной молодёжью, её нежная дружба с Севом говорила об этом без слов. И ей было бы крайне неприятно осознавать, что, попади Сев в подобную Питеру передрягу, кто-то, кто случайно бы стал тому свидетелем, равнодушно бы прошёл мимо него, как бы тот не пытался избавиться от ненавистного его душе сочувствия. Что она могла сказать Питеру? Нет, ты неправ, вовсе ты не пустое место? Лили не считала его таковым, а многие другие так и думали, хотя, можно было назвать это более мягким словом, смысл вряд ли менялся, однако, вряд ли её мнение и слова могли вселить в него надежду, да и, пожалуй, любая хорошая девочка немножко лицемерит. Ведь дело было вовсе не в том, что Пит был тихим и скромным, посмотрите на Рема, он также предпочитает спокойное время с книгой всяким безобразиям, однако, он никогда не превращается в невидимку, также, как и заучка Эванс. Дело, на взгляд Лили, было в том, что они не боялись выражать своё мнение и несогласие, когда это было важно, их сложно было ломать под себя, да и неблагодарное дело пытаться быть для всех хорошим, помнится, тот же Томас Кромвель, угодливый советник Английского короля, закончил свою жизнь не очень весело после того, как пытался и рыбку съесть, и косточкой не подавиться. Никогда не нужно кому-то подражать или поощрять то, что тебе не нравится, чтобы не потерять себя. Видимо, Джеймс был идеальным тренажёром для Лили в отношении того, как она набила руку на возражениях. Питер, выше нос. Для того, чтобы с кем-то дружить, тебе вовсе не обязательно себя с ними сравнивать. Это всё равно, что загонять себя в яму, ну вот представь себе, что я начну биться головой о стенку, что недостойна дружбы Амелии, потому, что я магглорождённая. Знаешь, что это значит? Слушать всяких придурков вроде Малфоя. Вот и ты не слушай всякую ерунду, если кто-то имеет наглость убеждать тебя, что ты чем-то не вышел. То, что Джеймс и Сириус шумнее тебя не делает им большей чести. Неожиданно выражение лица Эванс озарило некоторое понимание, она всегда была девушкой сообразительной и достаточно наблюдательной для того, чтобы заметить, что Пит был разбит так, словно подножку ему подставил кто-то из близких. И тогда до неё дошло, что его речь про друзей была вызвана вовсе не чьими-то насмешками в адрес того, что он лишний в этой компании мировых фу ты ну ты умов. Да и, если уж отдать мародёрам должное, от подобных наездов они оградили Пита давно, держа бурную осаду со всех сторон, при всём их бескультурном сволочизме, за своих они стояли горой. Однако, теперь у Лили прямо таки зачесались кулаки, наверняка у Поттера или Блэка с языка сорвалось нечто такое, что довело Питера до такого жалкого состояния, и она восприняла это близко к сердцу, переживая в этот момент и собственные трудности с сестрой, которая едва ли не единственная могла довести Лили до слёз своими показательными выступлениями и попытками огрызаться на каждое доброе слово, которое, по идее, должно быть приятно и кошке. Что произошло, Питер, расскажешь? То, что ты так расстроен несправедливо. Язык себе прикусить бы. Чёрт возьми, но ей не верилось, что друзья Пита могли принизить его до такой степени, что он наматывал сопли на кулак в туалете для девочек, хотя, вероятно, только дорогие люди могут до такой степени убивать. Несправедливо что, обижать того, кто не может тебе ответить? Молодчина, Эванс, приз тебе за такт и понимание. Но, всё же, она считала, что это было бесчестным, поступать так с друзьями, будь они сколько угодно равны. Её бы воля, она бы пришибла этих выскочек, ладно их вечные язвительные комментарии, доводящие одноклассников до слёз, но чтобы своего собственного друга так принизить. Правда, это совершенно не укладывалось у Лили в голове, как если бы Джеймс отвесил ей пощёчину. Каким бы придурком он не был, она всегда уважала Поттера за какое-то, пусть и своеобразное, но благородство. Что до Блэка, он в этом плане был таким же, но разве не он постоянно всех разгонял от Питера едва ли не активнее Джеймса, словно он был старостой, а не Рем? Странно всё это, Лили сложно было представить, что они с Эль могли что-то такого, до слёз, вылить друг другу на руку. Но Питеру, очевидно, всё же хотелось выговориться, и Лили приободряющее улыбнулась ему.
полная версия страницы