Форум » Наше прошлое и будущее » [январь, 1976] You got me so wild, you got me so high (ff) » Ответить

[январь, 1976] You got me so wild, you got me so high (ff)

Amelia Bones: Дата и время действия: 17 января 1976 Место действия и его примерное описание: Коридоры Хогвартса Действующие лица: Амелия Боунс и Сириус Блэк Ситуация: [quote]Destroy everything you touch today Destroy me this way Anything that may delay you Might just save you [/quote] Неприятно вдруг узнать, что человек которого ты берег, лгал тебе самым наглым образом. Но так ли правдиво все то, что написано? Кому ты поверишь? И что будешь делать, если вдруг ошибся?

Ответов - 10

Amelia Bones: Это было сущей глупостью. С самого начала это казалось Амели чем-то невообразимо глупым, но если бы она знала к чему это приведет, никогда бы не с малодушничала настолько, чтобы все-таки согласиться помочь сокурснице, буквально умолявшей ее стилистически подправить ее письмо какому-то парню из Дурмстранга. Честно говоря, Эли вообще не понимала, зачем просить кого-то фактически переписать твое письмо. В смысле, лично самой Боунс казалось, что тот парень, если он, конечно, не был окончательным придурком, наверное, хотел получить настоящее искреннее письмо от предмета своего обожания, а не красочно наполненную эпитетами и метафорами липовую писанину. Однако, сокурсница чуть ли не в слезах просила помочь ей, иначе он точно при точно ее бросит. Амели взялась было объяснять, что если парень готов бросить ее из-за пропущенной запятой или не слишком красивого описания какой-нибудь малозначимой вещицы, то ей стоит всерьез задуматься над тем, чтобы расстаться с ним уже сейчас, в этом же самом письме. Но та была до ужаса влюблена и никаким советам не вняла, а Эли, наконец, поняла, что ей проще выполнить эту просьбу, иначе она никогда от нее не отстанет, а потом еще и будет винить ее в том, что та загубила ее личную жизнь. И она согласилась, но это было только начало. Она и так чувствовала себя немного неловко, читая чужое личное письмо, но когда она дошла до той части, которую ей надо было «приукрасить», она и вовсе ощутила какое-то отнюдь неприсущее ей смущение. Она и не думала, что девушка писала такие вещи своему суженому. И уж точно не думала, что ей придется не только это читать, но и переписывать. Нет, с художественным талантом у Амели было все в порядке, она даже изредка писала стихи, но вот опыта в описании «волшебной ночи, проведенной с тобой» у нее не было совершенно. Собственно, как и опыта этой самой ночи, просто потому ей было всего лишь пятнадцать, а ее парнем был Сириус Блэк, который при всей своей внешней пошлости и грубости, на самом деле очень бережно относился к ней и ко всему, что ее касалось, и поэтому не смел ее торопить в таком важном для любой девушки вопросе. И выдержки ему было не занимать, потому что стыдно признаться, но Амели уже несколько раз провоцировала его, хоть и не намеренно. Но он уважал ее настолько, чтобы ждать пока она будет действительно к этому готова. Однако, на это сомнительное литературное предприятие она уже согласилась и поэтому свою работу она выполнила честно, почерпнув художественные образы не из личной жизни, а из книг. Сегодня утром она отдала подруге переписанное своим почерком письмо и получив массу благодарственных слов, к середине дня уже успела забыть об этом. Но не тут то было, после обеда к ней подскочила та самая однокурсница, и с ужасом в глазах сообщила, что письмо пропала и она не знает где она могла его оставить или потерять. Амели покачала головой, представляя какой фурор может произвести эта писанина, если попадет не в те руки. Кое – как успокоив подругу и пообещав посмотреть злосчастный листок в их спальне, девушка направилась в гостиную Гриффиндора, чтобы выполнить обещание. Но до гостиной она так и не дошла, в одном из коридоров девушка столкнулась с Сириусом, который на обеде почем-то так и не появился, чем всерьез удивил ее, потому что где вы видели Блэка пропускающего прием пищи? Тем более, что когда она выходила с последнего урока, он, остановленный в коридоре каким-то знакомым слизеринцем, махнул ей рукой, чтобы она не ждала его и шла с Лили, и пообещал, что они встретятся на обеде. - Сириус, все в порядке? – обеспокоенно поинтересовалась она, видя хмуро сдвинутые брови парня, - ты почему на обеде не был? - Привет, дорогая, вижу, ты меня заждалась. Хорошее у тебя настроение? Очень надеюсь, что нет, но сейчас не об этом. Объяснить мне ничего не желаешь? Впрочем, не трать свои блондинистые мозги попусту, раз уж я для тебя такой пустяк, но не такое идиот, как ты думала, - выдал Сириус на одном дыхании. Брови Амели удивленно поползли вверх. Она опешила настолько, что первую минуту даже не знала, что ему ответить. Что с ним? Она видела его меньше, чем полчаса назад и все было прекрасно. Он как всегда мешал ей варить зелье на уроке Зельеварения, хватая ее под партой за коленки и щекоча шею пером, много смеялся и украдкой целовал ее, как только профессор отворачивался к доске, чтобы написать очередной ингредиент. Что могло произойти меньше чем за тридцать минут? Амели почему-то вспомнила того, слизеринца, что подошел к парню перед обедом. Но она ведь его не знала, что такого он мог сказать Сириусу? Да и не делала она ничего такого, что могло привести парня в такое состояние. - Ты сейчас вообще понимаешь, что ты говоришь? – наконец, ответила Эль, - Что случилось?

Sirius Black: Есть такое сказание, смотришь в книгу, видишь фигу, называется. Вот и Сириус, тупо раз в десятый перечитывая записку, любезно подсунутую ему одним слизеринцем, никак не мог въехать в то, что там было сказано. А сказано там было следующее, его, чёрт возьми, его девушка, всячески восхваляла проведённую ночь любви с неким Регулусом. Вы много знаете парней в этой долбанной школе с подобными именами? Забавно. Никогда он не думал, что это мог бы быть его брат, и его девушка, теми, кто заставят его лишиться дара речи. С чего он повёлся на этот развод, к слову, достаточно правдоподобный из-за нелепого стечения обстоятельств, когда ему предоставил сей эксклюзив парень, над которым Сириус подтрунивал не самым добрым образом большую часть своих школьных издёвок и даже громогласно зван его снейпозаменителем. Тут свою роль сыграло, в первую очередь, такое насмешливое положение обстоятельств, что недавно Рег сгоряча пригорозил ему, что покажет Сириусу его место, и обычно он подобными обещаниями не разбрасывался, так что Сириус ожидал от своего остолопа братца любой гадости в спину, как это любит слизеринский народец. Ну и, конечно же, также свою роль сыграло самомнение Блэка, считающего, что этот паренёк, решивший выслужиться перед ним, пусть даже открыв глаза на брата (как это в их змеином стиле). Ну а что, были у паренька причины, раз уж он, Сириус, не так давно в шутку сообщил этому, думающему, что умеет, кстати, думать слизеринцу, что сейчас мялся перед ним, которого Сириус долго и упорно учил достойно отвечать словом и магией, а вовсе не как заблагорассудится, что теперь ему стоит придумать, как быть полезным ему, Блэку, если он не хочет каждый раз получать по ушам, ну вот Сириус и не удивился, что этот безмозглый кретин принял его слова за чистую монету и решил выслужиться перед грозой школы и надсмотрщиком над подобными кретинами, как этот, распускающими палочку в играх с тёмной магией. Он бы, конечно, и слушать его не стал, но тут взгляд упал на текст невольного сообщения, и Сириус уже не мог оторвать от него взгляда. Это был первый и, кажется, единственный случай, когда Сириус, вместо того, чтобы со своей привычной надменной в своём нахальстве физиономией, перебросить руку Поттеру через плечо, решительно отодвинул друга в сторону, чтобы с самым мрачным видом прошествовать в сторону, как можно подальше от столовой, и весь вид его так и источал яд, явно дающий понять, что сейчас за ним не стоит ходить даже лучшему другу. Обычно в таких ситуациях Сириус поступал диаметрально противоположно, выуживая Поттера хоть с унитаза, да нет, чушь собачья, в такой мерзкой и отвратной ситуации он не бывал, и сейчас не совет хотел выслушать, а разнести весь замок, подвернись ему под руку Джеймс, он даже ему мог дать в нос от переизбытка эмоций, но даже в таком состоянии Сириусу меньше всего хотелось с ним лаяться, тем более, ни за что. Но сейчас его просто тошнило, так тошно было на душе, но только для этой самой души ещё не придумали слабительного. Он решительным шагом прошёл к свободной из-за скорого предстоящего урока комнату парней, чтобы, хлопнув дверью так, что та едва не слетела, без сил рухнуть на пол, пытаясь восстановить дыхание и с каким-то не свойственным Сириусу отчаянием сжимая в кулаке одну препротивную бумажонку, которая сделала его день. Постучав другим кулаком по полу от избытка чувств и подумывая о том, что постучать ли заодно головой, он утомлённо откинулся спиной о спинку кровати и с выражением мрачной решимости на лице так и просидел так почти до конца обеда, даже как-то рассеянно поймав языком скатившуюся по щеке слезу. Солёная. Это надо же, никогда не думал, что какая-то баба его до этого доведёт. Да нет, не какая-то, а его собственная, та, которой он верил, больше чем себе, почему-то не слушая мудрые истины старших, что, мол, женщины всегда предают, кто-то по глупости, кто-то по пьянке, а она нет, она сделала всё гораздо больнее, выжав его, как постиранное, но уже не нужное бельё. Мол, будешь, как новенький, для другой, да ещё скажешь мне спасибо. Да с чего он вообще поверил ей, с чего решил, что внешность и взгляды не могут обманывать, с чего он вообще взял, что она не может играть с ним в любовь просто потому, что это так весело и интересно встречаться с парнем, который имеет в этой школе что-то вроде негласного статуса "завидный жених". Даже выпендрёж Эванс, который совершенно тупо мешал ей унять свою гордость и отдаться во власть Поттера, не казался Сириусу самым бездарным чудом женского света, Амелию стократно переплюнула её, надо поаплодировать ей стоя, не полениться. А он, дурак, ещё и любил эту суку, которая столько раз и словами, и своим поведением, доказывала ему, что она особенная, а на проверку оказалась куда хуже остальных. Просто последней дрянью. Чисто по-человечески интересно, ей так хотелось покрутить сердцами или добавить их в свою коллекцию или она и правда выбирала того, кто ей там лучше подойдёт. Даже гадать не хотелось, если чего он и желал, так это гадостно сплюнуть на пол тот змеиный яд, которым она его отравила. А ещё бы пойти и придушить её, да плевать, кто там выиграет игры разума, она играла в них сама с собой, он в подобном позёрстве не участвует, и пусть она получит звание самой сообразительной мордашки, он предпочитает оставаться самим собой, может, противным, несносным, хамом, но настоящим, без фальшивки внутри. Если что Сириус и не переваривает, так это лицемерие, которым, как оказалось, Амелия окутала его, как паучьей сетью, да такой изящной и ослепляющий здравый смысл, что он, как истинный мужчина, думал явно не самым путёвым для этого местом. А он, безмозглый кретин, тупица, болван, да нет таких слов, чтобы описать, насколько же обманутым он себя чувствовал. И кто его предал, двое, так или иначе, близких ему людей, да и как ему после этого людям верить? Поднявшись на ноги и поправив в конец смятую мантию, Сириус, одёрнув её, яростно раздул ноздри и выскочил из комнаты, пронесясь по коридорам, как метеор, с такими бешеными глазами, что люди предпочитали уступать ему дорогу, а тем несчастным, кому не повезло, пришлось довольствоваться барахтаниями на полу, который не блестел чистотой, как бы там не заморачивался об этом Филч. Едва завидев свою коварную изменщицу, он, ощутив новый прилив тошнотворности, яростно поджал губы и, расталкивая народ плечами, направился к ней. В другой ситуации он бы предпочёл провести такой разговор в приватном виде, чтобы не позорить её, но сейчас ему было плевать, кто там развесил уши, хотя, кажется, верный Джеймс позаботился, чтобы мирная толпа зевак отвлеклась на него. Сириус ухватил Амелию за плечо с такой силой, что ещё немного поусердствовал, и мог бы его оторвать, но вы только посмотрите, какая пройда, она ещё строит недоумённый вид. Он во многое мог бы поверить, даже чёрт с ним, что её почерк, но это её стиль письма, её приколы, утончённые шуточки, выражения, и всё это не ему, а, подумайте только, его брату. Абсурдность происходящего его просто убивала, ведь она всегда уверяла, что на его месте будет она, что боится этого и всё такое, но не зря же на воре и шапка горит, так что Сириус сопроводил её удивление издевательским смешком. Правда сил на то, чтобы сохранить лицо, у него не хватало, он не мог состроить презрительно-равнодушную физиономию и сообщить ей, что, в общем-то, ему плевать, кому она там досталась. Он даже не мог выплюнуть ей в лицо, что ненавидит, настолько он так и не смог перестать её, дуру, любить. Почему-то казалось, что сама ситуация должна была просто стереть в нём все светлые чувства к этой твари, но нет, этого не произошло, словно ему назло. Так глаза горят только у любящего человека, который в этот момент всем сердцем хочет возненавидеть её. У тебя ещё хватает наглости спрашивать, смею ли я? Да как у тебя хватает наглости смотреть мне в глаза, дешёвая шлюха? Он резко перехватил её руки, как-то на автомате, подозревая, что за такие слова она захочет его избить, когда они доберутся до её осознания, только сейчас он держал её руки не крепко, но нежно, а по-настоящему больно, прямо-таки их выкручивая, словно стараясь сломать, так, чтобы она закричала, так, чтобы увидеть, что она всё же живой человек, а не совсем уж бездушная кукла. Ознакомься. И ещё скажи, что это не твоё. Сделав пару брезгливых шагов назад, словно ему было противно её присутствие в непосредственной близости от него, он швырнул записку ей под ноги, хотя очень хотелось в лицо, но всё же не так он, чёрт возьми, воспитан, да и не хотелось опускаться до банальных и таких же, как она, дешёвых, оплеух, хотя она заслужила. Он смотрел на Амелию со смесью неприязни и остервенелого вопроса, чем он заслужил такое обращение от неё. Он ведь никогда не был тем парнем, который сейчас бы так психовал только потому, что его, понимаете ли, опередил кто-то более прыткий. Нет, разумеется, не без этого, есть у него какое-то мужское самолюбие или нет. Ему было противно, что она ему врала. Единственный. Я тебя люблю. Снова хотелось тошнить в каждый угол этого чёртового замка, а ещё лучше собрать вещи и убраться на другой край планеты, там, где нет её, и вообще этих гадюк тёлок. Сириус, сложив на груди руки, окинул её самым отвратительным взглядом, на какой только был способен в тот момент сам. Ну что, для Регулуса ты оказалась недостаточно хороша, что, ему не понравилось? И ты, наверное, решила, осчастливить меня тем, что останешься моей девушкой. Но знаешь, дорогая моя, я не люблю секонд-хэнд. Да как, Мерлинова борода, у неё поднялась рука, и не только, так ударить его мордой об асфальт? Да нет, сердцем. Как будто она его вырвала и сейчас держала в руках со своими невинными такими глазками. У неё был такой непонимающий вид, что на какую-то секунду ему захотелось прижать её к себе, чтобы не могла никак вырваться и, сжимая до боли, требовать объяснений, а потом так вообще как следует вдавить её в стену, чтобы она побольнее ударилась спиной. Если бы она только сказала ему про эту измены, про то, что потеряла голову от его братца, он бы мог даже её выслушать минут пять. Не стал бы за ней бегать и унижаться, но, возможно, ещё смог бы хотя бы немного её уважать хотя бы за смелость, вроде как свойственную их факультету. А так, даже оправдать было нечем. И чего она ждала?

Amelia Bones: Take me for all I’m worth Touch me until it hurts Если бы она только знала, чем ей все это обернется, то никогда не взяла бы в руки это письмо. Но она вся из себя такая положительная, хочет быть милой и доброй, хочет всем помогать. Вот только сейчас слишком очевидной становится правдивость поговорки «не делай добра, не получишь зла». Вот только слишком поздно уже об этом думать. Вы знаете, куда выстлана дорога благими намерениями? Туда, где он сжимает ее руки так сильно, что ей хочется закусить губу от боли, а на запястьях обязательно выступят синяки. Туда, где он вместе с тем злополучным листком бросает ей в лицо «шлюха» и смотрит на нее с примесью ненависти и боли. Туда, где она видит в его глазах лихорадочную боль предательства. Туда, где ей хочется закричать «прекрати, очнись, это же я». Туда, где хочется шагнуть вперед и поцеловать его так грубо и с чувством, кусая с остервенением его губы, до боли, до крови, чтобы он чувствовал что-то кроме захлестывающей его ненависти, чтобы он выбросил всю эту чушь из головы. Но она лишь отшатывается от него, не веряще смотря на его искаженное яростью лицо. - Отпусти меня, Сириус, отпусти, мне больно, - шепчет она сквозь стиснутые зубы, - ты не понимаешь, что говоришь. Не понимаешь. Как это письмо могло попасть в руки Сириуса? Точнее скорее всего сначала оно попало в руки того слизеринца. Амели очень надеялась, что подруга и впрямь его потеряла, а не намеренно отдала. Не то, чтобы она верила в возможность такой ситуации, но когда ты встречаешься с парнем, по которому пол школы девчонок сходит с ума, стоит быть готовой ко всему. Однако, она была почти уверена, что гриффиндорка тут была не причем, а вот тот слизеринец, который это письмо у нее украл или же случайно нашел, был еще как при чем. Только вот непонятно, зачем ему было делать такую подставу? Чисто из слизеринской вредности? Неужели они настолько мелочные. Нет, мелочьностью здесь и не пахло. Скорее все это походило на четкий рассчет. Письмо не было случайно находкой, а его возвращение не было актом доброй воли. Она ведь не знала этого слизеринца, так какова вероятность, что тот мог по подчерку определить, что эти письмена принадлежат Амелии? Правильно, нулевая. Значит, он видел как она отдавала пергамент подруге, значит стащил его специально. Скорее всего он даже понятия не имел, что может быть там написано, а просто понадеялся на удачу. И ему и впрямь повезло. Потому что он смог очень удачно применить полученный листок. Как только ему в голову пришло придумать, что она написала это письмо брату своего парня. Вопрос был еще и в том, зачем ему это было надо? Чисто из слизеринской вредности, чтобы насолить гриффиндорской паре? Или же его целью был конкретно кто-то из них двоих. И судя по тому, что Сириус его знал, не трудно было догадаться, месть кому именно с наибольшей вероятностью интересовала слизеринца. Все эти мысли проносились в ее голове, пока Сириус орал на нее, а она отчаянно пыталась абстрагироваться от его слов, понимая, что он рассержен настолько, что вряд ли на самом деле понимает, что именно он говорит. Да, история, придуманная слизеринцем, выглядела и впрямь более чем погано, вот только Амели не могла понять, как Сириус мог поверить в такое, как он мог повестись на листок бумаги и россказни какого-то парня со змеиного факультета. Сознание услужливо подсунуло ей воспоминание о том, что пару недель назад она поступила фактически так же. Ведь ситуация была аналогичная, и тогда она очень сильно обидела Сириуса своим недоверием. Вот только тогда она поверила в то, что у него есть какая-то воображаемая невеста, о которой он ей не рассказал, а он поверил, что она изменяла ему с его родным братом. Они поменялись местами, но его недоверие ей было куда более ранящим. И не только потому что измена с братом хуже, чем какая-то там никому неизвестная невеста, а потому что его слова были после их слов «я люблю тебя», после его росписи на ее лопатках. Как иронично, Регулус ведь тоже был Блэком. Ей хотелось кричать. Ей хотелось врезать ему. Ей хотелось выбить эту дурь у него из головы. Но он до сих пор до боли сжимал ее запястья. - Прекрати! – наконец не выдержала она, – ты чертов придурок, Блэк, конченный идиот, ясно! Поверил слизеринцу! Давай,вперед! Верь кому хочешь! Делай что хочешь! Ты так зациклен на себе, что не видишь ничего дальше собственных якобы оскорбленных чувств! Я только понять не могу, как ты мог поверить в это? Как ты мог поверить, что я могла так поступить? – ее буквально трясло, но она не смела отвести от него взгляд. В коридоре стали толпиться люди, но ей было наплевать. Для нее существовал только он. Ее чертов придурок. Такой невидящий и такой по-прежнему до боли родной. - Я не писала этого! То есть писала, но не Регулусу. Эмили попросила меня переписать письмо ее парню из Дурмстранга, чтобы вышло красивое описание и он был восхищен ее литературным талантом. Я ей помогла, поэтому это написано моим стилем и моей рукой. Но это не для Регулуса и не от меня. Ты можешь спросить у нее, но что-то мне подсказывает, что раз ты мне не веришь, то ничья правда, кроме той, что сообщает тебе придурок слизеринец для тебя не авторитет. Как у тебя все быстро, Блэк, из любимой я в раз превратилась в шлюху. Очень удобно. Так и отдает зашкаливающим уровнем доверия. И любви, наверно, было через край, если ты так легко поверил в эту бред. Что же ты такой не прозорливый, влюбился в шлюху, так ведь ты меня назвал? Позор тебе Блэк быть таким невнимательным, - она знала, что только распаляет его, но ей было так обидно от его слов, от его недоверия, что в горле стоял ком, а предательские слезы готовы были вот-вот вырваться наружу. Она не заслужила таких слов, не заслужила, чтобы он так думал о ней, но он ведь и в прям считал ее той, кто мог его предать.


Sirius Black: У этой казановы недоделанной ещё откуда-то взялись силы смотреть ему в глаза, заглядывая в них с таким напором, с каким обычно Сириус требовал от неё то поцелуев, то ответов на контрольных, то объяснений, какого Мерлина она кому-то там улыбнулась, если этот кто-то не Сириус собственной персоной. Но сейчас в пусть бешеных и лихорадочно вращающихся глазах Бродяги погас какой-то огонёк, который всегда придавал ему особую харизму и голос стал звучать отстранённым, безжизненным бликом того, кем он был раньше. И ему стало казаться, что он таким и останется, какой-то тенью, которая будет бродить по замку за компанию с Почти Безголовым Ником. Ну да ничего, пусть не думает, что он такой идиот, будет стенать по ней и вообзе закроется от людей, обратившись в собаку на веки вечные, и будет позволивать выгуливать себя только Джею и Рему, ну, иногда Питеру, чтобы можно было лишний раз убедиться, что у него не всё так паршиво. Сириус зашибись какой охрененный друг, вы угадали. Особенно, когда злится на неё. Ты права, не понимаю, что я нашёл в такой, как ты, фальшивка. От самого себя тошнит, но даже в таком паршивом душевном состоянии ему неприятно называть её такими словами, словно она не заслужила их. Да хоть бы ударила его, что ли, к чертям, всё равно хуже душонке Блэку не сделает, впрочем, может, она тоже у нас доверчивая, и повелась на то, что у него и нет её вовсе. Амелия никак не унимается, и у него, всё также стоящего чуть поодаль от девушки в своём нервном оцепенении от какой-то психоделичности происходящего, даже не выходит презрительно сузить глаза. Да как обидно, чёрт возьми, что не выходит с ходу выдать ей какую-нибудь историю, типа того, что у них с братом такое всегда, кто западает на старшего Блэка, затем, поджав ушки, бежит к младшему, не всем же совладать со звездой. Но ему так противно, что не хочется лицемерить хотя бы самому, хоть кому-то из них обоих, хотя бы ей в лицо, и говорить, что не любит, и что ему наплевать, пусть знает, что она просто проехалась трактором по его ничего не подозревающему сердцу. Может, не так уж не правы были его остолопы-родители, которые говорили, что доверять нужно только себе, переводя на собачий язык, себе, Джею и Рему, которым он верил, как себе самому. Закрой свой рот. Ты мне противна, и видеть тебя не хочу, а уж слушать и тем более, что в этой фразе тебе неясно? Её трясёт не хуже, чем и его негодующие плечи, а он ведь не сказал даже крупинки оскорблений, которыми хотел её осыпать, чтобы сохранить хотя бы остаток самолюбия. Да что же она за человек такой, неужели хотя бы ему в глаза не может признаться, что, чёрт возьми, совершила ошибку, которую теперь не исправит, но хотя бы сохранит лицо. Ну или же, что он был той самой ошибкой, которой бы и оставался, если бы Рег так по-братски не послал доступную девушку своего слепого старшего к чёрту. Но нет, хрен он ей доставит удовольствием слезливым вопросом вроде того, так ты вообще хоть когда-то меня любила или, сука, врала? Ну, вообще-то, она была права, заводился он с полоборота, и в другой ситуации мог бы притормозить и задуматься. Ей, значит, противно, что он не верит ей? Типичная бабская логика, а ей не приходило в голову, что ему вообще мерзко ото всей этой истории. И, что даже будь её слова правдой, они бы не пришли ни одному парню в голову даже в обгашенном, обкуренном и упитом состоянии? Ну да, действительно, как он, болван, сразу не дошёл до того, что она, понимаете ли, сочинила какое-то письмо для обдолбанного парня своего одноклассника, которого, кстати, ещё и Регулусом зовут. Забавное совпадение, того парня из Дурмстранга и правда именно так и нарекли, словно этой парочке в насмешку. Нет, не поверил бы. Я, кажется, уже говорил, не такой я идиот, как ты думаешь. Только, может, тогда откроешь мне тайну, как это твой любимый медальон, с которым ты так трогательно не расставалась, оказался у моего братца на шее? Или, мне надо было выудить твои трусы у него из-под подушки, чтобы ты прекратила этот нелепый театр? Сириус посмотрел на Амелию таким снисходительным взглядом, мол, что ты скажешь теперь, и заметил на лице девушки вполне объяснимую рассеянность, ну понятно, не думала, что Сириус окажется наблюдательной скотиной, и что Поттер зовёт его придурком от большой любви, а не потому, что он такой уж недоразвитый тупица. Это была такая история совпадений и нелепостей. Речь шла о медальоне, который Сириус подарил Эль, но началось всё с того, что медальон этот, если говорить откровенно, принадлежал их с Регулусом прапрапраитакдалеебабушке, короче говоря, семейная реликвия. Так как в семье не было наследниц по женской линии, реликвия должна была перейти в лапки Бродяги, как старшего сына, так что он уже давно считал эти побрякушки своими, так что вот захотелось ему сделать сюрприз Эль, он даже домой сгонять не поленился. Так вот, все издевательство этой ситуации над старшим братом Блэком состояло в том, что он недооценивал людей, и не посчитал нужным не просветить брата в том, что забрал украшение, ни сообщить ему, что подарил его своей девушке. Так вот, увидев фамильное чудо ювелирной магии в руках пришедших в состоянии эйфории любопытных девчонок, Регулус, очевидно, совершенно справедливо решил, что Сириус в своём репертуаре, решил просто его подразнить и заставить матушку глотать валерьянку, и, в своём семейном духе послушного сосунка, решил положить этому конец, вернув вещь законной владелице, на его взгляд, а до тех пор пригреть на груди, как змею, символ их бесполезного факультета. То ли Эль имела неосторожность по душевной доброте дать своим подружкам полюбоваться и поохать над красотой, которую они не видели, то ли те сами позаимствовали его по тихому поближе рассмотреть, скажем, пока Амелия принимала душ и сняла его с шеи, чтобы не испортить, да слегка увлеклись, выйдя с этим сокровищем за пределы гостиной, чтобы рассказать подружкам подружек, история умалчивает. Как и то, почему Эль сразу не сказала Сириусу о пропаже, хотя, вероятно, девушка просто не хотела показать парню, что так разбрасывается его подарками, Сириус и не из-за такой ерунды мог психануть, если был не в духе, что, справедливости ради, приключалось с ним не так уж, чтобы постоянно. Однако, вряд ли Амелия ожидала бы обнаружить украшение на шее брата Сириуса, на которого тот наткнулся почти сразу после разговора со слизеринцем, метнувшись в сторону спальни. Да ещё Регелус вздумал окинуть брата эдаким взглядом, мол, знай своё место, что тот просто вылетел вон, чтобы сразу его не придушить и разобраться на ледяную голову. Регулус и понятия не имел, что Сириус обозлился так вовсе не из-за матушки, в общем, сплошные совпадения и идиотское недопонимание, но не каждый раз можно просто напиться, чтобы сразу разобраться в ситуации.

Amelia Bones: Is it true what they say, that words are weapons? And if it is,then everybody best stop steppin', Cause I got ten in my pocket that'll bend ya locket Он не верил. Вот так просто. Не верил. И все. Ни единому ее слову, ни единому убеждению. Он говорил она фальшивка. Кукла, подаренная братьям Блэк, игрушка, которую они не смогли поделить. И он не понимал. Что кукла-то была живой. И ключ от ее механического завода хранился только у Сириуса. Ключ от ее сердца был у него. А сейчас он вышвырнул его прочь, вместе с этим листком, вместе с грубостями, вместе с чувствами, которые он буквально выплевывал, будто нырнул слишком глубоко и наглотался воды. И он откашливался этой любовью, крича ей в лицо о том, какая она дрянь, как он ей не верит. Но ведь это неправда. Все это глупое стечение обстоятельств. Это письмо, этот парень из Дурмстранга, которого звали точно так же как и его младшего брата, да еще и этот медальон. Семейная реликвия Блэков, подаренная им, и потерянная ей всего пару дней назад. Она и сказать – то ему не успела, все думала как лучше рассказать ему об этом так, чтобы он не разозлился. Ей было жутко стыдно, что она не усмотрела за таким ценным подарком, просто оставив его случайно на столике в гостиной Гриффиндора. Как он мог попасть в руки Регулуса она понятия не имела, скорее всего кто-то из сокурсниц, нашел вещицу и хотел вернуть владелице, да только по дороге сам был не очень-то внимателен. А может все произошло вообще как-то по-другому. Разве это сейчас было важно? Цепь поразительно банальных совпадений сложилась в катастрофическую мозайку. Она сама не знала, как бы поступила на месте Сириуса. Сама не была уверена, что смогла бы так легко поверить в то, что все эти события простые случайности, так неудачно слившиеся в общую ситуацию. Но ее тошнило от мысли, что пусть и с учетом всех этих доказательств, он даже не допустил мысли о том, что она никогда в жизни бы его не предала. Она ведь хранила тайну Люпина и его близких, она ведь говорила, что любит его, она ведь, дракл его дери, не видела и не хотела видеть никого кроме него. На нем свет клином сошелся. А он думал, что все это время, она просто лгала ему в глаза. Что все, что они делали, все ее прикосновения, слова, поцелуи, все ее клятвы и обещания, были ложью. Разве она, никогда в жизни никого не предавшая, заслуживала этого? Она знала, что даже если она сейчас заикнется о том, что понятия не имеет, как его медальон оказался на шее Регулуса, потому что она потеряла его подарок, он ее и слушать не станет. Точно так же, как не стал слушать ее историю с письмом. Он не видел ничего из того, что ей самой.казалось таким очевидным. Он ей не верил. И она могла убеждать его в чем угодно, приводить сотни доводов, рассказывать, как все было на самом деле. Он не поверит. Он был так зациклен на собственных разбитых им же самим чувствах, на нелепых доказательствах ее вины, что не видел ничего кроме собственной ненависти к ней. - Да я просто потеряла этот чертов медальон и не знала, как тебе об этом сказать, и я понятия не имею, как он попал к твоему брату. И письмо это для Регулуса от Дурмстранга от нашей Эмили, а совершенно не от меня и не для младшего Блэка, - гриффиндорка все-таки попыталась донести до него правду, но она по глазам видела, что она не ошиблась и он не верит ни единому ее слову. Отчаявшись, она предприняла последний шанс, последнюю попытку, достучаться до него. Давя не на аргументы, а на чувства. На единственное, что еще могло спасти их. Она резко преодолела расстояние между ними, вставая на мысочки, и беря его лицо в свои ладони, чтобы заставить его смотреть ей в глаза. - Посмотри на меня, посмотри мне в глаза, Блэк. Что ты видишь? Это же я, я люблю тебя, чертов ты придурок, я бы никогда в жизни не предела тебя, слышишь? - она снова почти кричала, чуть ли не впиваясь в него ногтями. Она так хотела, чтобы он просто посмотрел ей в глаза, просто увидел там всю ее искренность, ее любовь, ее боль. Чтобы поверил хотя бы ее взгляду, если не верил словам. Он ведь лучше других знал, что она совсем не умела лгать. - Ты всегда говорил, что я не умею лгать, что меня выдают глаза. Ну так загляни в них, посмотри на меня и скажи, еще раз что ты мне не веришь. Скажи, что все это время я играла твоими чувствами, что я предательница и тварь. Что я не любила тебя никогда. Повтори! Ну? – она закусила губу, а по ее щекам скатились предательские слезы. Она больше не могла этого выносить, не могла видеть его ненавидящий взгляд, слышать его оскорбления, чувствовать его недоверие. Если он сейчас ей не поверит, это конец. Для них больше уже ничего не будет. Потому что он отказывается довериться чувствам, а не очевидным для него фактам, а она просто уже не сможет простить то, что так просто отказывается от нее, собственными руками ломает все, что было между ними. Будто это и впрямь все было ложью.

Sirius Black: Он от неё охреневал, кому сказать, не поверят, да разве придумаешь такое нарочно. Сириус выслушал её почти гневную, но отчего-то виноватую тираду про этот, как она вполне справедливо заметила, чёртов медальон, и даже не закатил глаза, словно его лицо превратилось в камень. Он отвернулся, переведя взгляд на стену, и тупо, как истинный баран, уперев его туда. Ни черта он не верил в эти росказни, и даже усмехнулся себе под нос, просто так, интереса ради, а Эль сама бы себе поверила? Может, её слова бы заставили его задуматься, помятуя не менее тупую историю с невестой, только он был в слишком растрёпанных чувствах, чтобы её услышать. По большому счёту, его выбор сводился в том, чтобы хотя бы её выслушать, ощущая себя обманутым идиотом, или сохранить своё достоинство, наплевав на неё. И он не знал, что было для него важнее, не потому, что не мог выбрать, он давно выбрал её. Просто разве смогла бы его уважать та же Амелия, поведи Сириус себя, как тряпка, закрыв глаза на очевидные факты измены, даже если где-то в глубине души ему отчаянно хотелось закивать в ответ на её слова, что бы она не говорила, и сделать вид, что не слышал он никаких обвинений, повернуть время назад. Но нет, Блэк всегда смотрел в лицо своим страхам и не бежал от них. Потому-то, наверное, Гриффиндор всё ещё терпит его. Складно ты поёшь, птичка. Сириус сдержанно хмыкнул, скептически выгнув брови, и думая, ну не правда ли в том, что надо родиться не красивым, а счастливым. Что это его братцу так повезло? Он никогда ей этого не простит, даже в сторону её не посмотрит, таких ошибок он не забудет от той, кого он так сильно любит. Только вот, если его куда более везучий, как оказалось, братец, будет теперь вести себя с Эль, как свинья, он лично начистит ему физиономию. Вот такой он безмозглый тупица, не зря Джей не забывает ему об этом по-дружески напоминать. Он даже здороваться с ней не намерен, но никому не позволит её обижать. Даже такую предательницу, которая казалась ему родственной душой. Амелия так опрометчиво приближается к нему, что он предупреждающе раздувает ноздри, мол, не подходи, а то как током шибану, что же ты творишь, но она хватает в свой плен его щёки, и его снова начинает лихорадить от её близости и предательства, и ему кажется, что Амелия ещё никогда не была так далека от него. Смотрю, вижу, всё, ты довольна или что-то ещё? И ему становится страшно, если он лишь на секунду предположил бы, что она ему не врёт, это ведь значило, что ни за что она не простит ему тех слов и того недоверия, которыми он облил её. У Сириуса просто мозги истерят, настолько он не может понять, что ему делать, хоть к Трелани иди и бейся башкой о её хрустальный шар, может, так можно добиться того, чтобы прочесть будущее. Говорил. А ты говорила, что я придурок, который не видит дальше своего носа. Видимо, не зря, дальше что? У него есть, конечно, одна мыслишка, проникновение в сознание, чем вам не проверка на вшивость, и он сейчас навзводе до такой степени, что не постеснялся бы этого потребовать, но вот только не такой уж он талантливый в этом нелёгком для юнце дела, и совершенно не намерен извращаться над её памятью и, не дай Мерлин, сделать с ней что-то не то. Вот с братцем он не постесняется, что с ним сделается, если быть гаже, чем он, довольно непростая задача. Нет, я не скажу этого. Не хочу так паршиво думать ни о тебе, ни о нас. Но это жизнь, и всё могло получиться само собой, откуда мне знать. Может, ты мозги потеряла или напилась и думала, что я не узнаю. А, может, ты просто любишь моего брата и тогда всё становится очень просто с твоим письмом, и встречалась со мной просто из-за того, что я чем-то тебе его напоминаю. Ну а я, распушив хвост, как павлин, ничего не замечал, думая, что лучше меня нет человека в природе, а если и есть, то ещё не родился. Он говорит, как заведённый, у него даже голос садится от этих разборок, которые выматывают его до такой степени, что хочется закрыть лицо руками и послать всех к чертям, а потом написаться с Поттером и завалиться в какой-нибудь бордель, просто назло Амелии. Но он достаточно поступал матери назло, и уж точно не хотел бы, чтобы Эль смотрела на него такими разочарованными глазами. Да ещё этот чёртов семейный амулет, так ведь и думал, что ничего ценного во что-то настоящее насквозь лицемерные реликвии Блэком не способны привнести, слишком уж в их дома все забыли истинное значение слова любовь и отношения, а он так жить не собирался, о чём неустанно докладывал утупкам родителям, которые окончательно потеряли мозги на своих светских раутах, не желая с первого раза понять простую человеческую речь, пусть и, в отместку на их донимательства, щедро снабжённую непечатными реверансами. Она плачет, и он чувствует, ещё немного, и сам разноется, как последний кретин. Неожиданно, достаточно грубо ухватив её за шею сзади, притягивает к себе, остервенело, снова до боли в её голове, не давая даже повернуть лицо, словно удушить её собрался в этих объятиях, положив сверху, на голову девушки, свой подбородок, прямо-таки вдавливая в её кожу. Да что она с ним делает? Он не должен сейчас вести себя так, ни разум, ни сердце не должны подставлять ему такие подножки, но, просто заглянув в её глаза, он просто не может так просто от неё отказаться. Даже если она ему изменила, если он любит, то должен разобраться во всей этой ахинее. А вдруг Регулус сам к ней пристал, и ей было стыдно сказать ему? Да он же тогда убьёт его к Мерлину. Ну да, а потом она, бедная несчастная, написала эдакому своему мучителю письмо. Да и Рег смахивает на маньяка, как Нюниус на порнозвезду. Но всё же, могло быть какое-то объяснение, и он мог, по крайней мере, дать и ей и себе возможность нажать на тормоза и не кричать о расставании. Он же сам недавно её об этом просил. Не такой уж плохой он, Сириус, хам, это бесспорно, но не распускает же руки так, чтобы ударить её, надавать оплеух и вообще разойтись так, как, вполне справедливо, ему бы хотелось. Но чтобы бить девушку, тем более любимую, это каким надо быть подлецом. А он весь совсем не подлый, просто законченный эгоист, который только учится входить в положение своего ближнего, так как слишком привык, что у ближних его есть густая шерсть и рога, которыми, в случае чего, они его забодают и придушат, чтобы не нёс чепуху. Ну давайте, смотрите, Сириус Блэк расчувствовался и не знает, что делать, только с советами не стоит лезть, а то Блэк мигом напомнит, почему та половина школы, которая боготворит непонятно за какие заслуги, его прямо сказать недолюбливает. Да плевать ему, сочтут ли его придурком, он им не клоун, чтобы веселить народ, если очень хочется зрелищ, пусть обращаются к Джеймсу, только вот на их месте он бы и к нему не лез, когда Эванс в очередной раз просит его отстать от её особо важной персоны. Что до Амелии, конечно, Сириусу противно было ощущать себя Нюниусом, который, рассыпая дорожки перхоти вместо соли на дороге и продавая её вместо кокаина, бегал за своей подружкой с причитаниями "прости меня". Но противное сердце решило организовать Блэку подставу и не позволить так просто махнуть рукой на ту, что вдруг стала самой важной. Бля, да ты мне скажи, только подумай, а потом скажи, желательно, не наоборот. Ты бы мне поверила на моём месте? Только без этой твоей романтической лабуды из оперы сердце подскажет. Что-то не помню, чтобы ты им думала, когда распекала меня за какую-то тёлку, которую я не видел в глаза. И ты считаешь, что после всего увиденного и услышанного мной я не имею право, чёрт возьми, требовать от тебя объяснений? В этом весь Сириус, требует, а не просит, а требуя, не даёт даже открыть рта. Отпустив девушку так спонтанно, что почти оттолкнул её от себя, Сириус, насупившись, и скрестив руки, стал мерно раскачиваться от пятки до носка, стараясь не смотреть на неё, настолько он не мог сообразить, что ему делать. Да где же этот олень болтается, опять что ли мешает Рему выучить урок или разводит Эванс на учебник, который валяется у него в рюкзаке точно такой же. Мать ваша женщина, да за какие тяжкие грехи ему такие эмоции, словно ушат холодной воды на голову.

Amelia Bones: Oh it's such a shame for us to part Nobody said it was easy No one ever said that it would be this hard Oh take me back to the start И он все еще ей не верил. Эли видела как слабый огонек надежды загорается в его глазах, как покачивается, дрожит от ее слез и словесных бомбардировок стена равнодушия. Но этого было не достаточно. Он не видел в ее глазах ни искренности, ни любви. Может быть, это от того, что их застилали слезы? Она опускает руки, сразу разом теряя всю напористость и бойкость, становясь какой-то покинутой, одинокой. Она пятится назад, от его слов, его взглядов, но он не дает ей уйти, резким рывком хватая ее за шею, и прижимает к себе, стискивая так сильно что у нее искры сыпятся из глаз. Он никогда раньше не причинял ей столько боли, ни моральной, ни физической. Она захлебывается слезами, уже не беспокоясь о том, как выглядит со стороны. Хорошо еще, что среди сторонник наблюдателей нет никого из мародеров или же Лили, она бы точно врезала Блэку за то, как он поступает с ее лучшей подругой. Но у самой Амели уже просто нет сил, ни на крики, ни на удары. У нее больше не осталось слов, чтобы его убедить. Она и так рассказала ему всю правду. Она даже пыталась доказать ему свою невиновность по средством чувств. Все было напрасно. Может это просто доказательство того, что их чувств изначально не было достаточно. Что их было слишком мало, чтобы построить что-то стоящее. Что они просто заигрались в свое противостояние, в свою войну характеров. Может, просто они слишком спешили. Может просто им не суждено.. Он вспомнил о ситуации двухнедельной давности. Об их ссоре перед Рождеством, когда она так же кричала на него среди коридора. И он думал, что она была такая же как он, она ведь тоже не сразу ему поверила. Он просил объяснений, которые и так уже были повторены ей сотни раз, объяснений, которые он все равно не слушал и не слышал, которые не были ему нужны. И она больше не хотела оправдываться. Убеждать его в том, что она не делала этого. Он ошибался, считая их ситуации одинаковыми. Тогда на кону стояла какая-то никому неизвестная девушка, тогда они еще не признались друг другу в любви, тогда они еще не клеймили друг друга. Сейчас речь шла о его родном брате, и о том, что Амели не только его поедала таким грязным способом, но и лгала каждую секунду своего пребывания с ним. Лгала даже будучи в стельку пьяной, даже позволив ему написать у нее на лопатках свое имя, даже говоря "я люблю тебя". И она просто не могла смириться с мыслью, что он мог в это поверить настолько, что казалось готов был придушить ее. - Да, мы с тобой в чем-то похожи..может на этом все и держалось. Только в той ситуации речь шла о какой-то неизвестной девушке и о возможной будущей помолвке, а здесь - о настоящей измене, о том что я якобы передала тебя, что могла за твоей спиной спать с твоим братом. Я поверила в то, что ты знал и ничего не сказал мне о невесте, а ты в то, что я шлюха, лгавшая тебе в лицо о своих чувствах, и поставившая на себе клеймо твоей фамилии лишь из издевки или иронии. Ты поверил в это так просто, что готов впечатать меня в стену со всей дури, лишь бы причинить мне максимум боли. Так если для тебя это было так просто, может не я лгала тебе, а ты сам лгал себе? Лгал, что любишь меня. Может это все было не моей игрой, а твоей, Сириус, - она уже не кричала, наоборот, говорила почти тихо, глотая слезы. Он резко оттолкнул ее от себя, и она едва успела ухватиться за каменный выступ чтобы не потерять равновесие, больно врезавшись плечом о колонну. Ее взгляд упал на собственные запястья, на которых виднелись краснеющие следы от его хватки, что к вечеру превратятся в синяки. И, кажется, это стало последней каплей. Он спас ей жизнь, он обещал беречь ее во что бы то ни стало, а сейчас он намеренно причинял ей боль и, кажется, даже получал от этого какое-то почти мазохистское насаждение. Будто вместе с ней причинял боль и себе. - Я больше не буду ничего тебе доказывать, мои объяснения тебе не нужны, потому что ты сам уже все для себя решил. Я лишь надеюсь, что ты никогда не пожалеешь о своем решении. Потому что я не желаю тебе боли. А она обязательно придет вместе с чувством вины, если ты вдруг когда-нибудь поймешь, что ты уничтожил меня своими собственными руками. Она отступила на шаг, еще на один, и наконец, сумев оторвать от него взгляд, развернулась, чтобы уйти. Она даже успела сделать несколько шагов, в то время как из толпы свидетелей вышел один слизеринец. Если бы она не стояла спиной, то обязательно увидела бы, что это был тот самый слизеринец, и что он улыбался так, будто только что увидел здесь лучшую постановку в Лондоне. По сути, с его стороны, так оно и было. - Я бы мог тебе посочувствовать, но честно говоря, я в компании половины школы с огромным удовольствием понаблюдал за данной сценой, - усмехнулся он, тем не менее не спеша приближаться к разъяренному гриффиндорцу, скорее он наоборот шел как бы по кругу, который был организован любопытными школьниками, скопившимися, чтобы понаблюдать за скандалом. И парень старался держаться поближе к людям, думая, что это спасет его от гнева гриффиндорца, когда тот поймет что он наделал. Нет, конечно, он мог ничего не рассказывать, ведь он и так прекрасно подпортил жизнь парню, который доставал его долгое время. Да вот только последние слова девчонки навели его на мысль, что злость на предавшую его девушку ничто по сравнению с тем, что он почувствует, когда узнает, что он и впрямь уничтожил все самостоятельно. Что в этом лишь его вина и девчонка эта никогда его не простит. И тогда трюк будет сыгран. Шутка удастся даже лучше, чем он задумывал в начале. Настоящая месть для слишком доверчивого гриффиндорца. - А девочка вроде верные вещи говорила, Блэк. Это все игра и так далее. Да еще с таким вдохновением. Ей бы книжки писать. Кстати о писанине. Есть один интересный факт. Листок этот я стащил у ее подружки и про твоего братца все придумал. Ты думал ты у нас единственный шутник в школе? Как оказалось нет, ни у одного у тебя с фатазией все в порядке. Забавно наблюдать, как человек сам разрушил все, что ему было дорого, - гадко усмехнулся слизеринец, сжимая палочку в руке, он отступал назад с намерением скрыться в толпе, чтобы парень не успел на броситься на него и обратил лучше свое внимание на свою уже-вероятно-не-девушку, которая была лишь еще в каких-то пятнадцати шагах от него. Он, конечно, не думал, что даже если ему сейчас удастся скрыться, шутка останется безнаказанной, но признайте, оно того стоило.

Sirius Black: I'm over it You see I'm falling in the vast abyss Clouded by memories of the past At last, I see You see I cannot be forsaken Сириус смотрел совершенно растерянным, мрачным и слегка виноватым взглядом на Эль, с силой зажмурившись, чтобы, открыв покрасневшие глаза, упрямо помотать головой и буркнуть что-то вроде «прости». Он и правда не хотел, чтобы она ушиблась, но сил на то, чтобы подойти к ней и хотя бы проверить, в порядке ли она, у него не было, настолько трясло руки, что он все ещё боялся, что не удержится от соблазна её придушить, так и оставшись с самым несчастным видом стоять посреди коридора. Кто сказал, что мужчины такие понятливые и вообще умеют считывать женские мысли, "Что хочет женщина", что ли, пересмотрели эти бабы? Откуда ему знать, почему она так поникла и даже его не бьёт, так её разочаровали его оскорбления или просто стало стыдно, как и должно бы. Нет, ты поверила в то, что я собирался жениться на другой и играл с тобой в чувства, и не надо сейчас косить под ангела с крылышками, чтобы не замараться. Он выпалил всё это, как на духу или исповеди, всё ещё избегая её заплаканных глаз, запрещённый женский приёмчик, нечестно. Только вот Сириус не любил все эти игры в я такая хорошая девочка, а ты невозможный козёл, он то, конечно, козёл, без рогов, только и она не святая. И он убеждён, что тогда она обиделась на него вовсе не потому, что он что-то там скрыл, а потому, что также, как он сейчас, не была уверена в том, что нужна. Так часто бывает, когда любишь, боишься потерять, и сам того не понимая, делаешь всё именно для такого расклада. Нет, это ты всё решила, и на моё мнение тебе наплевать. Если бы я тебя, дуру, не любил, не называл бы сейчас тебя шлюхой. Потому, что мне было бы наплевать. Вот так значит просто? Повернулась к нему спиной и досвидос? Ну да, конечно, он не любит, поэтому битый час пытается ей втолковать, какая она сука. Обычно так поступают с теми людьми, которые не нужны тебе, да, чёрт возьми, много она знает об их отношениях с братом, когда он даже сам не знает, чего от него ожидать. Связался с этой дворой невменяемой компанией и принялся с энтузиазмом Нюниуса обклеивать фотографии Воландеморта вместо обоев, чёрт его знает, может, он вообще её приворожил. Только ведь, говорят, если по-настоящему любишь, ни одно заклинание не способно этого изменить. Он не проверял, конечно, но отчего-то был склонен этому утверждению негласно доверять. Сириус заорал Амелии вслед, чтобы она услышала его, наконец, а не цокала своими каблучками в мир, где у неё не будет проблем, потому, что рядом будет какой-то более удобный и послушный мальчик. Какой нехороший парень, не доверяет милашке Эль. А ты не подумала, что, если бы ты доверяла мне, ничего этого бы не было? Как ты прикажешь мне всё это понимать, не подскажешь? Так, что ты решила, что я разозлюсь из-за какой-то идиотской побрякушки? Ты что, решила, мне эта ерунда важнее тебя? Ты струсила, вот и всё. Очень легко развернуться спиной и бежать, вместо того, чтобы разбираться, только это не любовь. И тут его решили просветить, вы подумайте, какие люди стали добрые друг к другу. Какое-то время Сириус пребывал в ошарашенном молчании, временно парализовавшем его речь, а затем, не обращая внимание на слизеринца, озадаченно посмотрел на Амелию, притормозившую чуть вдалеке. В его глазах застыл нелепый вопрос, какого чёрта сегодня все над ним издеваются, однако, он быстро отвёл взгляд. Ему было плевать на то, что там хотел донести до его проказ слизеринец своей шуткой, важнее было то, что их отношения эту проверку не прошли, и в этом он не собирался никого винить. Правда, Сириус готов был сделать им поблажку на то, что они только начали узнавать друг друга. Да и Поттер наверняка потом даст ему рогами по блохам, чтобы не забывал, что любимым надо доверять, а не развешивать уши. Но не может Блэк так, как Поттер, который самонадеянно считает, что Эванс никогда не посмотрит на Снейпа, Блэк параноик и истеричка, этого у него фиг отнимешь. Ну ещё слишком наивно верящей в то, что даже у таких людей, как его собеседник, есть хотя бы пародия на интеллект. Бродяга нехотя повернулся к слизеринцу. Хорошо, предположим, я лоханулся. Я козёл, сволочь, придурок, давай предположим, она меня не простит, и ты, молодчина, испортил нам отношения. Мне непонятно одно. Ты после этого рассчитывал уйти отсюда живым? Ты правда думал, что вот эти смогут тебя защитить? Да ты ещё тупее, чем я надеялся. Сириус изящным движением достал свою волшебную палочку, сопроводив это приподнятыми бровями и цоканьем языком, мол, попытка бегства будет приравнена к поражению, за который полагается разве что расстрел. До того, чтобы сообщить, что он поверил вовсе не в его слова, а неким фактом, Блэк даже не снизошёл, вот ещё, объясняться с этим ничтожеством, не понимающим ценности живых человеческих чувств. В отличие от тебя, я не боюсь исправлять свои ошибки, и я её не потеряю. А тебе, для сведения. Никто не смеет выставлять мою девчонку в таком свете. Я даже ничего тебе не сделаю за то, как ты меня опростоволосил, я сам виноват. Но за неё я научу тебя себя вести. Готов, ублюдок? Вот уж это чёртово благородство, когда он, наконец, его пропьёт? Дождался, пока его противник, бегая глазами по зрительному залу, стал представлять из себя нечто похожее на то, чтобы ответить на удар, и нехорошо усмехнулся. Кретин, он серьёзно думал, что раньше Сириус над ним издевался? Вот теперь он напросился сам, потому, что не смел выставлять его девушку в таком свете. Поверил Сириус или нет, не его дело, важно то, что он в принципе покусился на репутацию Эль, а подобного Блэк терпеть не собирался. Совершенно неудержимый юноша, который мог направо и налево не жалеть для неё грубых слов, но помыть рот с мылом любому, кто посмеет как-то не так посмотреть на Амелию. Слизеринец, поддерживаемый слепой надежды на помощь толпы, которой, по сути, было всё равно, кто из них выйдет победителем, напал на Сириуса первым, к слову, неплохо приложив его по шее какой-то явно тёмной магией, понабрался у своих дружков. Сириус скривил лицо в приступе сильнейшего презрения, в отличие от этого чистокровного отродья, для него понятие честь не было пустым звуков. И вот дальше он спуска ему не дава, потрепав, как того следовало для назидания, чтобы в другой раз думал, стоит ли портить людям жизнь или помолчать и хотя бы сойти за умного. Fervo. Pilos tondere. Lingua deliquesco. В любой дуэле Сириусу нельзя было отказать в грациозной ловкости, перемещался он с такой скоростью, что можно было без труда на него насмотреться, а ещё ставить в пример в качестве учебного пособия, по меньшей мере, эстетической стороны битвы. Однако, сейчас его целью было не позабавиться, а поучить уму-разума того, к кому, в общем-то, ему было противно прикасаться даже взглядом, не то, что своими заклинаниями, ну ничего, он, Бродяга, и не такое жрал. Первое заклинание неплохо обожгло щёку слизеринца, заставляя надуться ожогу, второе запросто сделало этого урода лысым, ну а что, не всем это идёт, хотя, может, это мода будущего, будет первопроходцем, раз уж хочет быть первым хоть с чём-то. А последнее заклинание взяло да и растворило его болтливый язык, не стоит считать Сириуса таким уж ублюдком, заклинание это достаточно быстро устранимо мадам Помфри, однако, ощущения доставляет незабываемые, то, что нужно для таких подонков, чтобы другим было неповадно. Сириус убрал волшебную палочку в карман робы, окинув соперника снисходительным взглядом, в тот момент, когда тот с дикими глазами накинулся на него, чему Блэк был даже рад, поработали мозгами и ножками, можно размять и кулаки. Получив свои законные пару синяков, Сириус как следует вмазал противнику по лицу, повалив его на пол и продолжив применять его под боксёрскую грушу, не то, чтобы Сириус обладал прямо такой уж завидной мускулатурой на зависть атлетам, но ярость придала ему такой решимости, что, пожалуй, он и правда мог довести этого принца интриг до своего обещания его порешить.

Amelia Bones: Unable to stay. Unwilling to leave. Зачем он это делал. Зачем мучил ее. Он не верил ее словам, он сам сказал, что не хотел ее больше видеть и слышать, его руки дрожали так, что казалось вот-вот были готовы сжать ее хрупкое тело так сильно, чтобы она почувствовала всю ту боль, что плескалась у него внутри, его взгляд жег ее своей ненавистью. Он не хотел, чтобы она была рядом, и одновременно не мог ее отпустить. Не давал ей даже такого простого права, как просто уйти. Он кричал ей в спину, и каждый шаг давался ей все тяжелее. Чего он хотел от нее? Зачем ей было оставаться? Чтобы в миллионный раз повторить ему всю правду, которая для него просто пустой звук, потому что у него есть куда более веские доказательства, чем ее слова. В чем она должна была с ним разбираться, если все что она получала в ответ на свои объяснения это слова о том, что она дрянь и фальшивка. Да, может, если бы он ее не любил, он бы и впрямь сейчас не стоял и не кричал бы ей все эти оскорбления, правда задетую гордость и самолюбие тоже никто не отменял, и для того, чтобы хотеть придушить предавшего тебя человека иногда совсем не обязательно сильно и искренне его любить. Но любовь слишком абстрактное понятие, что измерять ее подобными ситуациями. Не любовь здесь была причиной и средством, а вера, умение доверять себе и другому, умение прислушиваться к собственным чувствам, умение видеть искренность и ложь там, где они действительно были, а не там где их нарисовало твое воображение. - Ты струсила. Она струсила? Да, наверно, так и было. Может, на проверку она оказалась вовсе не такой храброй, какой хотела бы быть? И его грубые незаслуженные слова, его неверие, вдруг причинили слишком много боли, больше даже чем оставшиеся от его стальной хватки синяки на запястье и шее. Его поступки, будто окатили холодной водой огонь ее страстной решимости доказать ему, что это ложь, выбросив ее на берег, да так там и оставив. Она бы очень хотела бороться, хотела бы найти слова, которые смогли его убедить, но то, что он делал было выше ее сил, и причиняло ей столько страданий, что она просто не могла этого вынести. Потому и ушла. Не потому что хотела оставить все как есть, потому что не находила в себе сил видеть ненависть в родных глазах. - Только это не любовь. Слова прозвучали, как пощечина и Эли остановилась как вкопанная. В ушах зазвенело, отгораживая все остальные шумы, так что она даже не слышала, что Сириус уже обращается не к ней, а к кому-то другому. Это был край. Она могла хотя бы попытаться понять, что он мог поверить каким-то там глупым листкам и домыслам, что он мог думать, что она лишь строила из себя ангела, коим она при любом раскладе не являлась, но она не позволит ему обвинять ее в том, что она его не любила. Потому что он был первым и единственным кого она полюбила так сильно, что забыла обо всем остальном мире. Она все еще стоит спиной к происходящему, закрыв на мгновение лицо ладонями, будто собираясь с силами, чтобы развернуться и высказать ему все, что так саднит глубоко внутри. Но когда она оборачивается, она видит как он направляет на кого-то палочку. Толпа скрывает от нее личность противника и она не видит на кого теперь обратил свой гнев гриффиндорец. Мерлин, он что слетел с катушек? Он может срываться на ней, но не стоит сражаться с каждым первым встречным из-за того, что его день сегодня не задался, особенно с учетом что никто кроме него по сути и не был в этом виноват. Амели ускоряет шаг и быстро пробирается сквозь толпу, лихорадочно соображая на кого мог напасть Сириус. По сути под руку ему мог подвернуться кто угодно, даже собственный брат. И от этой мысли все внутри почему-то похолодело. Она слишком хорошо знала гриффиндорца, чтобы понять чем чревато "общение" с н м в таком состоянии, особенно с учетом того, что по мнению Сириуса его младший брат сейчас был не менее "вне закона", чем она сама. И какие бы ни были между ними отношения, она не должна позволить им кинуться друг на друга из-за несуществующего повода. Однако, предотвратить дуэль она не успевает, к тому моменту, как она наконец выходит в центр, парни уже кубарем катаются по полу. Она успевает заметить, что его противником является вовсе не Регулус, а тот самый слизеринец, с которого и началась вся эта история. Неужели тот вдруг решил рассказать ему, что все это и правда ложь чистой воды? Вот только зачем. Совершенно не думая о последствиях, она кидается фактически в гущу схватки, пытаясь прекратить драку. Все-таки когда случаются подобные ситуации, будь они аристократами и волшебниками хоть в десятом поколении, первыми срабатывают банальные человеческие, даже почти маггловские, инстинкты. Ведь она даже не подумала о том, чтобы применить палочку, вместо тщетных попыток разнять драку. Куда ей, хрупкой девушке до двух разъяренных ребят, только заработала себе лишние ссадины, случайно попав под руку. Сириус к тому времени уже умудрятся начать использовать противника, как грушу для битья, будто вымещая на нем все возможные негативные эмоции. - Сириус, прекрати! Пожалуйста, хватит! - в глазах глухая решимость в перемешку со страхом. Она еще никогда не видела его таким. И ее пугает сила его ненависти. Наконец, она буквально виснет на руке Сириуса, не давая тому снова замахнуться на уже и так потрепанного парня, в результате чего сама, по инерции отводящего удара снова ударяется спиной об стену. Она скривилась от неприятно но ощущения, но руку его все равно не выпустила. В конце-концов, ей на помощь приходит пара райвенкловцев, додумавшихся оттащить слизеринца, на которого жалко смотреть, причем судя по всему заклинания постарались не меньше кулаков. А она так и остается сидеть на полу рядом с гриффиндорцем, глядя на него широко раскрытыми глазами. - Что с тобой происходит, Сириус? Мерлин, откуда в тебе столько жестокости. Нет, она вовсе не питает никаких положительных чувств к оболгавшему ее слизеринцу, но то, что действия гриффиндорца были слишком яростными отрицать нельзя. Она знала, что он такой же эмоциональный, как она, и его чувств так же, как и ее, всегда слишком много и через край, она знала, что эта жестокость обратная сторона его любви к ней. Он любил ее, она была уверена. Но это не могло здесь и сейчас оправдать все и сразу. - За что ты так с ним? За то что он меня оболгал, да? Видишь, ты второй раз поверил словам слизеринца, но ни разу за сегодня не поверил ни мне, ни моим чувствам. Знаешь в чем разница этой ситуации и той, что была в Рождество? В том, что я уже призналась тебе в любви, в том, что я..- ловким рывком Эли дорвала и так уже еле болтающиеся пуговицы на рубашке Сириуса, и аккуратно коснулась дрожащими пальцами его татуировки - уже нарисовала себя у тебя на сердце, чтобы быть рядом с тобой всегда, даже когда я не имею такой возможности, - она не кричит и не бьется в истерике, напротив, говорит очень тихо, почти шепчет, чтобы мог слушать только он, - Но даже это не было для тебя большим доказательством, чем россказни какого-то слизеринца. Я люблю тебя, Блэк, но, может, тебе просто этого не достаточно. Эли встает на ноги, держась за стену и пытаясь отдышаться. Казалось бы, конфликт исчерпан, все знают правду и нет смысла продолжать скандал. Вот только что делать с теми словами и действиями, что уже были совершены? Что делать с тем осадком от недоверия и грубости, что остался у нее в душе. Она не считала себя абсолютно невиноватой, вот только простить она не могла именно его. Эти слова "шлюха", "предательница", "фальшивка" так и звенят в ушах, его желание причинить ей боль так и горит на запястьях, его презирающий взгляд и искаженное яростью лицо так и стоят перед глазами. Она бы не отказалась сейчас даже от обливейт, но нельзя...нельзя, потому что, этот эпизод, каким бы он ни был, тоже часть их истории и их самих, вне зависимости от того, выдержат ли это в итоге их отношения. Пока она лишь, стояла облокотившись на стену и смотрела на него, понимая что, наверное, сейчас ей и правда лучше всего уйти, но оставаясь на месте, осознавая, как тяжело ей это сделать.

Sirius Black: As such a sad love Deep in your eyes, a kind of pale jewel Open and closed within your eyes I'll place the sky within your eyes There's such a fooled heart Beating so fast in search of new dreams A love that will last within your heart I'll place the moon within your heart Сириус, при всей своей бравой натуре, редко ощущал себя невменяемым настолько, чтобы не быть способным остановить себя, если сделать это было действительно нужно, хотя, вполне вероятно, он настолько привык, что его Поттер всегда вовремя заставлял его энтузиазм угомониться, что забыл, как это делается без его участия. Так что, на сей раз именно так он и чувствовал, и, в глубине души, был благодарен, что кто-то попытался его оттянуть от места битвы, чтобы вообще напомнить о существовании целого мира вокруг, и о том, что они, чёрт возьми, люди. Пусть этот мелкий пакостник упивается своей гадостностью, Сириусу остаётся лишь брезгливо сплюнуть ему под ноги. Не понимает он таких людей, если бы кто-то пусть даже и издевался над ним, он бы не отомстить стремился, а задуматься, что в нём от мальчика для битья, что нужно сделать, чтобы о тебя не ноги вытирали, а стремились зауважать. Хотя, конечно, легко рассуждать, когда ты один из королей школы и в собственной семье рос, как особа королевских кровей, как бы тебя не распекали за противоправные антисемейные бунты. Легко рассуждать, когда тебе принадлежит сердце настоящей юной принцессы, о которой такой, как этот придурок, не смел бы даже мечтать, до того он безнадёжный неудачник. Сириус себя неудачником не считал, однако, даже у самых уверенных в себе дворовых собак королевских кровей есть свои комплексы, только Сохатому не говорите, а то поднимет его курам на смех. Наконец, его оттаскивают назад, и он утомлённо и с остервенелым бесстыдством стукается спиной о стену, оперевшись об неё, и только затем, отдышавшись, видит перед собой лицо Амелии, немедленно, встав на колени для удобства, ухватив её лицо пальцами, снова, скорее уже машинально, чем ей назло, впиваясь ими в её шелковистую кожу. Вы что, с Эванс сговорились защищать всяких уродов? Ну прости меня, идиота, я ударил тебя? Ну, хочешь, руки мне оторви. Он и правда обеспокоен тем, что мог случайно её задеть или ударить, и, что бы там между ними не происходило, уже чуть мягче притягивает её к себе, зарывшись ладонью в её волосы, так, чтобы не могла просто его оттолкнуть. Но это же надо быть такой отчаянной, кидаться в самую гущу мальчишеской своры, от которой держатся подальше любые вменяемые девчонки, кроме тех двоих невменяемых, которых Джеймс и Сириус выбрали себе. Ну Блэк, самая настоящая собака, которая нагадит, а потом смотрит на вас невинными глазками, что с него взять, слишком его приучили к тому, что Сирису Блэку прощается всё, особенно женщинами, даже если одна из них его ненавистная мать, а другая, любимая девушка. Это же надо было за столько лет не догадаться, что, раз уж ты вспыльчивый, надо принимать это во внимание, а не сначала набрасываться на людей, а потом их по этому поводу утешать, отвлекая от своего наглого самоуправства штормов из слов, которые он умеет складывать в нужные предложения, если постарается. Но сейчас Сириус чувствует себя изнеможённым, словно воитель после годового похода Мерлин знает куда. Он сжимает пальцами свою переносицы, хмуря брови, и силясь найти себя во всём этом океане безумия, себя, вечно смелого и решительного, но такого тупового в важные для их отношений моменты. Ты со мной происходишь, глупая. Я уже и не знаю, нормальная ли это любовь, или от этого лечат в психушке. Но мне наплевать, понимаешь? На то, что иногда ты убиваешь меня одним своим взглядом. Сириус мрачнеет, хотя, наверное, очень правильно было бы начать рассыпаться в извинениях, но он далеко не святой, и его начинают пугать такие сильные эмоции в столь юном возрасте. Да нет, он достаточно храбрый для того, чтобы не отворачиваться от их любви из-за своего тупого паникёрства, это ясный вопрос, просто он совершенно не знает, как бы им сделать так, чтобы не довести друг друга до дурки, а то по ним хоть латинские сериалы снимай. Да что же ты у меня такая дурочка в самом деле. Конечно, ему поверить легко, он мне никто, а любая твоя правда заставляет сомневаться, потому, что мне не всё равно. Потому, что у меня мозги взрываются, когда я просто вижу, что ты кому-то там улыбнулась. Что, не ожидала, что я такой тупица? Бродяга всё ещё мрачновато усмехается, однако уже перебирает в голове лихорадочные способы, как бы сделать так, чтобы заслужить её доверие снова. Ну, можно, конечно, забраться к ней на кровать в виде собаки и строить всякие умильные мордашки, только это почти такая же лажа, как женские слёзы, которые действуют безотказно всегда, ну, почти всегда. И всё же, ему совсем не хотелось что-то выдумывать, обещать ей золотые горы и идеального паренька рядом в своём блохастом лице. Он сегодня её по-настоящему обидел, он её напугал и даже невольно ударил, но это всё также он, Сириус Блэк, с обратной стороны медали, он никогда никому не расписывал себя исключительно в солнечных красках, и, может быть, готов был ради неё совершенствовать свой не особо поддающийся дрессировке нрав, но строить из себя кардинально другого человека не смог бы, даже если бы было такое желание. Прости меня, мне кажется, у меня крыша поехала, когда я только представил тебя и Регулуса, да к чёрту Рега, просто тебя с кем-то другим. Чувствую себя сопливой девчонкой, но, чёрт возьми, мне стыдно, Эль, ты же знаешь, я невозможный хам, прости, чёрт возьми, прости меня за то, что я тебе наговорил, не разобравшись. Я такой, придурок, который несётся по горячим слезам, сначала уничтожит, а потом разберётся. И, что бы ты ко мне не чувствовала, я хочу, чтобы ты подумала, нужен ли я тебе такой. Ну а что, вот так сходу взять и признать, мол, я скотина, без привычных подшучиваний тоже умение, да скорее даже настоящий талант. Здорово было бы просто выклянчивать прощение с упрямством ребёнка, который устраивает истерику матери с требованием достать ему конфет, до которых не дотягивается этот их малютка от горшка три вершка. Но Сириус никогда таким не был, он был самостоятельным ребёнком, предпочитая творить свою судьбу сам. Но, несмотря на то, что их судьбы с Амелией так тесно переплелись, он не мог и её лишать такого права. Он сидит с одеревеневшим лицом, ничего уже особо не соображая, не уверенный, что поступает умно, напротив, почти убедив себя, что поступает тупее некуда, только всё равно он хочет дать своей девушке время подумать, а готова она любить и его недостатки, прилагающиеся в блохам, или такой он ей нафиг не сдался. Он так боялся её потерять, и сам своими руками отталкивал от себя, но ему было важно, чтобы она подумала, потому, что больше такого выбора он ей не даст, если снова сожмёт её в объятиях, уже ни чера не отпустит от себя. Он прекрасно отдаёт себе отчёт в том, что, если ты задаёшь вопрос, то ответ может и вовсе тебя не возрадовать, но, в кои-то веки, этот эгоистичный юноша, хочет, чтобы всё шло так, как будет лучше Эль. Тем временем, отточенными за годы нервными движениями рук, разводя студентов по сторонам, к ним приблизилась пылающая праведным гневом профессор Макгонагалл, с побледневшими от возмущения губами, после чего та немедленно потребовала мистера Блэка и его избитого противника отправиться вместе с ней для серьёзной беседы, даже не обращая внимания на попытки слизеринца наябедничать, что, мол, он просто проходил мимо, и досталось ему просто так. Сириус, кинув подавленный и окончательно запутанный взгляд на Амелию, вздохнув, молча поднялся на ноги, поведя плечами и расправив спину, подал руки девушке, чтобы, подхватив её за ладони, поднять на ноги, и, в своём репертуаре, отдав ей шутливую и на сей раз с привкусом горького шоколада, честь, с достоинством отправиться за профессором, презрительно стараясь держаться от своего оппонента слизеринского происхождения на расстоянии по крайней мере вытянутой руки.



полная версия страницы